Технология власти

"Лучше поздно, чем никогда" — острили студенты, когда в ИКП произошли первые аресты. В числе арестованных не было ни одного профессора, все это были слушатели исторического отделения и отделения философии и естествознания, преимущественно старших курсов, мне мало известные. На партийном собрании, созванном по этому поводу, секретарь ячейки Орлов и представитель ЦК (им был, если я не ошибаюсь, Б. Таль) объяснили причины арестов: "маленькая группка троцкистских предателей, окопавшихся в ИКП, подогреваемая правыми из московской парторганизации, старалась противопоставить ИКП ленинскому Центральному Комитету. Доблестные чекисты раскрыли заговор и вовремя обезопасили ИКП от заговорщиков. Поможем ОГПУ до конца выкорчевать корни "троцкизма". Вот к чему приблизительно сводилась речь Орлова. Представитель ЦК ни слова не говорил о "троцкистах", а больше подчеркивал правую опасность. "Контрреволюционный троцкизм разгромлен и физически и идейно, надо доконать его правых соперников", такова была вкратце его речь.

После такой противоречивой информации Орлова и представителя ЦК мы, собственно, и не поняли, кто же эти арестованные — "левые или правые"? Представителю ЦК, конечно, виднее, но и Орлов, как секретарь парторганизации ИКП, подчинялся прямо ЦК и получал директивы оттуда. Собрание сразу приняло бурный характер. Посыпались многочисленные вопросы, то к Орлову, то к представителю ЦК:

— Кто же, в конце концов, арестованные — контрреволюционеры или просто уклонисты, "левые" или "правые"?

— В какой связи аресты находятся с "портретом Сталина"?

— Где и когда слыхано, чтобы заслуженные большевики загонялись в подвалы большевистского ГПУ даже без предварительного обсуждения вопроса об их партийности?

— Знают ли в ЦК, что почти все арестованные были активными участниками революции и гражданской войны?

— Все арестованные — заслуженные коммунисты, павшие жертвой заговора группы Орлова. Где тогда гарантия, что мы все, сидящие в этом зале, не будем арестованы завтра по доносу Орлова, если эти аресты будут санкционированы, или же, наоборот, где гарантия, что мы не будем арестованы сегодня по доносу того же Орлова, если мы этих арестов не одобрим?

Последний вопрос задал Сорокин. Он, в сущности, и взорвал Орлова. Нахмурив брови, уставив свои большие серые глаза прямо в Сорокина, он хриплым голосом кабачного пьяницы проговорил:

— Товарищ Сорокин, ваше лукавое мудрствование не свидетельствует о вашем мужестве. Если вы солидарны с арестованными бандитами, то заявите это со свойственной большевикам прямотой, а для демагогии и провокации нет места на партийном собрании!

Сорокин спокойно поднялся с места, подошел к трибуне и, не спросив у председателя слова, обратился к собранию: — Если когда-либо в этих стенах побывал бандит, провокатор и трус — это сам Орлов. Собранию, может быть, это неизвестно, но спровоцированный Орловым на объяснение, я должен быть откровенным: в те тяжелые годы революции, когда я по заданию ЦК работал в подполье у Деникина, Орлов был адъютантом у генерала Эрдели и продавал мне тайны своего шефа, правда, только за наличные деньги. Вот документы.

Сорокин швырнул прямо в лицо представителя ЦК кипу полинявших от времени документов — расписок, донесений, газетных вырезок.

В зале произошло бурное движение, сопровождаемое громкими выкриками за и против Орлова. Представитель ЦК призвал собрание к порядку. Сорокин продолжал речь о карьере Орлова у белых.

— Мое кратковременное пребывание у белых в ЦК известно, — отпарировал Орлов.

— Но, к сожалению, в ЦК все еще неизвестно, — продолжал Сорокин повышенным нервным голосом, что вы остались верным своей старой профессии доносчика, провокатора, карьериста… Не партия, не ЦК и даже не ГПУ, а вы, Орлов, посадили ваших врагов в подвал… К несчастью, вы не один, вас набралась целая армия профессиональных Малиновских…

Зал слушал с затаенным вниманием слова Сорокина. Для большинства речь эта была откровением.

Не дав Сорокину докончить, представитель ЦК попросил слово для экстренного заявления. Сорокин покинул трибуну. Собрание насторожилось.

— Не потому партия расправилась с Троцким, Зиновьевым и Каменевым, что они были менее заслуженными, чем товарищ Сорокин, а потому, что, пользуясь своими прошлыми заслугами, они наносили вред сегодняшней генеральной линии партии. Недаром наш народ говорит — за прошлое спасибо, а вот за сегодняшнее отвечай! Советская власть не есть торговая фирма "Троцкий и К°", а государственная система диктатуры пролетариата. Мозгом этой диктатуры является ленинский ЦК, кто против ЦК, тот против партии, тот против пролетариата, потому что наша партия есть авангард пролетариата. Поэтому пусть т. Сорокин, заслуги которого в прошлом мы все признаем, не забывает, что теперь партия мерит людей другим масштабом!

— Да здравствуют белогвардейские большевики! — раздался в зале лозунг.