Технология власти

Право на свободу мысли отныне имел только Сталин. Все остальные должны были мыслить по Сталину. Юдины мыслили по Сталину — и поднимались в гору. Стэны и Бухарины мыслили по-своему и катились в пропасть. В этом и была вся "философия эпохи!" "Играть в Сталина" — стало модой фанатиков, карьеристов, приспособленцев. Партия вступила на путь политического хамелеонства. Начался естественный отбор сталинских приживальщиков. Нигде этот "отбор" так ярко не свидетельствовал о своей истинной природе, как у нас в Институте. Как только у нас узнали, что Бухарин снят с работы в "Правде", а Томский — с поста председателя ВЦСПС, тотчас же началось брожение среди правых в Институте. Многие из тех, кто еще вчера громче всех кричали о правоте правых или просто дипломатически отсиживались в ожидании развития событий, столь же громко начали кричать о правомерности "генеральной линии" партии и ее "генерального секретаря". Карьеристы с их тончайшим чутьем ловить колебания партийного барометра, приспособленцы с их удивительным даром применяться к любому месту, конъюнктурщики с их гениальным умением сбывать старые и приобретать новые акции на партийной бирже, — все двинулись в поход против собственной совести, чести и простой порядочности, чтобы завоевать свои права под восходящим "солнцем Сталина". Объявленная "генеральная чистка" не только в партии, но и во всех частях государственной машины (в советском аппарате, профессиональных союзах, в армии) еще больше подогревала страсти людей из этой породы. Историческим решением апрельского пленума Сталин накалил железо докрасна. Теперь дело было за ковкой. И его аппарат ковал.

Когда через несколько дней после пленума и XVI партийной конференции секретарь ЦК Каганович делал доклад для теоретиков и пропагандистов партии в Коммунистической академии, в зале собрания уже царила другая атмосфера, чем в декабре прошлого года. Да и Каганович меньше всего опровергал "теории" правых.

Партия политически похоронила правых на своем пленуме. Если о них нужно разговаривать, то только как о покойниках, но не в плане старой оппортунистической поговорки, что "о покойниках ничего не говорят или говорят только хорошее". Совершенно наоборот, о дрянных покойниках надо говорить только дрянь. Если мы сегодня говорим о них вообще, то в назидание тем скрытым врагам внутри нашей партии, идеологом которых выступал Бухарин. Обращаясь к ним, мы говорим: не выходит, не вышел и не выйдет ваш номер. Партия железной метлой будет выметать вас из своих рядов. Ошибутся и те из них, кто подумает, что в горячих боях партии за строительство социализма в нашей стране они постоят в тени до лучших времен. Таких мы будем брать за шиворот, подводить к огню и ставить перед выбором: или в бой за дело партии, или вон из партии Ленина.

Партия научилась читать душу своих членов по их делам. Кто начнет кривить душой в надежде обмануть партию, тех ждет глубокое разочарование. Когда же, разочаровавшись, они пощупают под собою почву — они ее не найдут: они окажутся на дне троцкистско-белогвардейского болота. В этом болоте найдется место для всякой сволочи. Приблизительно таким был академический язык Кагановича на собрании "коммунистических академиков".

Вызывающий, угрожающий и победоносный тон речи свидетельствовал не столько об уже одержанной победе, сколько о наступающей новой главе в истории большевизма. Об этой главе при гробовой тишине и подобострастно-напряженном внимании слушателей Каганович сказал:

— Наша партия сейчас сильна как никогда. Сильна тем, что она после смерти Ленина через ряд серьезнейших потрясений и суровых испытаний нашла, наконец, своего истинного, волевого и мужественного вождя. Вождь этот товарищ Сталин!

Слова эти были сказаны с таким подъемом, а напряжение на собрании было настолько высоким, что разрядка последовала автоматически — в зале раздались бурные аплодисменты. Какая ирония политической борьбы, какая сила политического хамелеонства! Еще несколько месяцев тому назад тот же зал, при тех же слушателях, столь же бурно аплодировал одному появлению Бухарина, а тому же Кагановичу вызывающе сорвал собрание. Теперь Каганович торжествующе мстил ему за это.