Нормальный человек не смог бы сказать это так, чтобы кровь застыла в жилах. Из уст зомби по имени Вик простая фраза прозвучала даже не зловеще, а окончательно. Будто на полнолуние назначена остановка вращения планеты. Лехе уже двадцать раз осточертело бояться, но тут он поверил: дело плохо.
Легонько скрипнула дверь, заглянул Майк.
— Исчезни!
— Мать, на улице темнеет...
Она замахнулась на Майка четками, но не швырнула их, а метнулась к конвейеру и принялась отрывать от него какую-то железку.
Леха жестами показывал Майку, что тот невовремя.
Майк разыграл было пантомиму «там темно, холодно и страшно», но вдруг испуганно взвизгнул и исчез.
В то место, где торчала его голова, влетел с громким лязгом стальной угольник.
— Сдохни, тварь!
Леха воздержался от комментариев.
Она тяжело дышала. Леха смотрел на нее, сам задыхаясь, только от жалости. Плакать хотелось, какая она старая в тридцать два года. И ведь, стоя одной ногой за гранью безумия, сохранила в душе главное человеческое — знание, что есть любовь, и что́ есть любовь. Достойнейшая женщина. Поубивал бы, кто с ней такое сделал.
Много их было, сволочей, и почти все уже мертвы, но кое-кого еще можно достать и попросить ответить.
— Ненавижу гада... Почему эти шавки вообще смеют говорить со мной... Надо запретить им. Просто запретить. Как я раньше не догадалась. Будут молча кланяться и благодарить за то, что живы, твари!
Она сплюнула жвачку под конвейер, полезла свободной рукой в карман, достала пакетик, вытряхнула из него что-то в рот.
— Не смотри так. Ты не понимаешь.
— Да я...
— Молчи! Тебя там не было, в ту ночь! А этот ласковый мерзавец — был! Для твоего драного Института наша гибель — эпизод, который надо изучить и сдать в архив. А я помню! Надеялась, что забыла! Черта с два, приперся ты — и стал проблемой, — и я снова помню все! И опять задаю себе проклятые вопросы, на которые нет ответов!
— Я не проблема... — жалобно проблеял Леха.
— Ты не-по-ни-ма-ешь! — простонала она. — Ничего не понимаешь, ну и заткнись...
— Заткнулся. А какие вопросы?
— Не твоего ума дело. Вот уж кого сюда не звали, так это Институт!
— Спасибо, — сказал Леха искренне.
Женщина озадаченно нахмурилась.
— Впервые слышу, что Институт ни при чем, — объяснил Леха. — Обычно его ругают за любую войну, где бы та ни случилась, и чем бы ни кончилась. Всегда мы виноваты.
— Здесь был не ваш уровень, — она небрежно отмахнулась четками, едва не заехав Лехе в глаз. — Вы бы только путались под ногами. Вот когда игра кончилась, тогда Институт понадобился. Его пустили в город, чтобы он с умным видом побродил по развалинам, ничего не понял и высосал из пальца отчет для тех, у кого тоже... Не тот уровень. Полагаешь, твое начальство не знало свою роль во всем этом дерьмовом спектакле? Отлично знало, но ему было некуда деваться. Ну, приехали. Ну, облажались. Думала, хватило с них, поумнели. А теперь вдруг — ты... Зачем?! Ты же не знаешь ровным счетом ничего!
— Очень хотел бы знать, — произнес Леха тихонько. — С самого начала.
— Да тут знать нечего, — заявила она непоследовательно. — Говорю же, спектакль. Тогда не было времени думать, мы просто хотели выжить, но сейчас я уверена: тот, кто стравил Крукса с Винером, отменный режиссер. Здесь, в Нигерии, все предали всех, и все проиграли в конечном счете. А там, в Европе и Штатах — только профит. Это дерьмо, которое так далеко отсюда, что можно убедить себя, будто его нет... И я старалась! Хотела забыть! А они тем временем рулили миром — ООН, АТР, корпорации, масс-медиа... Вот кто победил. Как обычно. Они всегда в плюсе, а мы, исполнители, расходный материал! Сдохли — ну и молодцы.
Леха вспомнил «Битву негодяев» и кивнул.
«Вас, ребята, еще не в полную силу израсходовали, кто-то очень и очень помешал этому. Память о последней войне частников должна была сохраниться в веках, и такая черная память, что живые позавидуют мертвым. Иногда лучше, если тебя просто убили...»
— Господи! Ведь я смеялась, когда нас убивали! — она словно подслушала его мысли, Леха даже нервно дернулся.
— Мне, идиотке, было радостно. Думала, мы всех уделали. Одержали победу, которая станет легендой: мы погибли — и выиграли. Худшей подлянки Винеру, чем принести нас в жертву, нельзя придумать. Винер, гнусная алчная тварь, обломает зубы об варзону...
— Ну так обломал, разве нет?
Она смотрела на Леху, перебирая четки, и будто раздумывала: сказать или не сказать нечто важное.
— Лично мне как технарю это лестно, но... В тысячный раз я спрашиваю себя: что, если Винер был только пешкой? А «батарейка» только наживкой? Гляди: два сильнейших игрока на рынке вцепились друг другу в горло. Все ломают головы, какие злодеи нас стравили, и зачем. Тем временем злодеи провернули за кулисами такое, о чем никто даже помыслить не может! И наша драка только операция прикрытия. А?!.. Скажи, что я шизанутая, если задаю такие шизоидные вопросы!
— Я вроде нормальный, но задаю их сам... — пробормотал Леха, надеясь, что ослышался. Какая еще «батарейка»? Не может быть.