Текст ухватил себя за хвост

Недоумение моментально развеется, если все расставить по своим местам, а кошку назвать все-таки кошкой. Это называется бритва Оккама, и я это еще с детства усвоил, что если есть чего-то непонятное, то и незачем непонятным же это объяснять, а если понятным объяснениям не поддаётся, то тогда и не объяснять лучше, а принять, как данность.

В стремлении быть вместе, выкрикивать одни для всех лозунги, просто быть на глазах у всех выплеснулась вдруг свойственная вообще массовому сознанию и, кроме того, идущая из самых глубин вечевая, соборная, противоположная авторитарной основа русской нравственности.

Я знаю, в них много искренности, благородства, много протеста против всего дурного в этом, надоевшем всем порядке. И надежда на перемены к лучшему. Но я не могу не отметить ту же русскую архаичность в событиях.

На улицы выплеснулись, главным образом, эмоции, массовая психологическая несовместимость с гнетущим бытием. А глубоко осознанного, рационально сформулированного в порывах, в движении не очень много.

Может быть, именно социальной аморфностью, то есть неструктурированностью на социальных основаниях, политической незавершенностью нашего движения объясняется и то, что оно 'схлопнулось' так же быстро, как началось. Увы, это не пробуждение – это лишь возбуждение.

И никого из нас они не знают, да и откуда. Нас же, как бы не существует. Нет нас и всё. И не было никогда.

***

Вредители пришли, а жрать нечего. Потому что никто ничего не посеял. И это правильно. Потому что сеешь, поливаешь, окучиваешь, надеешься на урожай, а вредители пришли и всё сожрали. Жрать нечего, потому что всё вредители сожрали. А средства настоящего, эффективного от вредителей нет.

Вернее есть, конечно, разные эффективные средства, но они вредные. А невредных средств от вредителей никто пока не придумал, а если кто-нибудь придумает, ему сразу дадут Нобелевскую премию. И у него будет, что пожрать. Пока вредители не пришли.

Потому что когда придут вредители, они и Нобелевскую премию пожрут, и никакое эффективное средство тут не поможет. Мне так кажется. А вот когда придут вредители, а жрать нечего, это оказывается и есть самое эффективное средство, потому что вредителям надо что-нибудь жрать, а когда жрать нечего, то нет и вредителей.

Не вредителей, правда, тоже нет, потому что жрать нечего. В общем, все умерли. От голода. И это и есть самое эффективное средство. И невредное. Дайте мне Нобелевскую премию.

***

– Змей Горыныч выходи, я буду с тобой биться!

– Нашел дурака! – сказала первая голова Змея Горыныча, а вторая настроена более решительно.

– По-моему, тут кто-то хамит.

– Нет, ты только посмотри на этих естествоиспытателей, чуть что, сразу им и биться, нет, чтобы просто животами померяться, – третья тоже не умолчала, он всегда так, всеми тремя головами сразу разговаривает. Биться мне с ним и нечем, меч-кладенец я так и не добыл, но я его на понт возьму, он существо рассудительное, потому что ему есть чем рассуждать. И еще, он существо противоречивое, поэтому нерешительное, да и трусоватое. А вот поговорить он горазд. По разговорам я его и нашел, если честно, слышу, кто-то разговаривает, как будто на троих соображает. Впрочем, именно на троих он и соображал, только вот сообразить то не смог. Придётся ему помочь.

– А по кочкам? – Шукшин вспомнился, знаю, чем таких гадов зелёных испугать. Сейчас он мне должен что-то типа 'жратеньки' сказать, так положено.

– Сейчас мы будем кого-то жратеньки! – заорали все три головы разом.

– Смелый стал? – опять на понт беру.

– Не смелый, а рассудительный, – возразила третья голова, а вторая сделала пых-пых.

Несерьёзный такой пых-пых, типа демонстрации возможностей. А выходить ему явно не хочется. Тут у него типа железнодорожного тоннеля, только рельсов нет, но взлётно-посадочная полоса основательная, не бетонка, конечно, но утоптана прилично.

Миролюбивый он сегодня, да и ленивый, лень ему не просто биться со мной, лень даже и разговаривать.

– Ты, гад зелёный, зло потому что, зло должно быть побеждено.

***

Знание это давным-давно утрачено, да и было ли знание? Знания не было. Были технологии. То ли кем то переданные, то ли просто случайно открытые. Словечко такое – сакральные. Ничего в них сакрального нет, есть только то, что человечеству неизвестно на настоящий момент времени этого самого человечества.

Вот сказал не подумав, а получилось неплохо. Правильно, можно сказать, получилось. Это у гуманитариев иногда получается. Случайно ли, по наитию ли.

Ляпнет такой гуманитарий чего-нибудь, не подумав, а его апологеты и визг потом поднимут – типа он знал, он знал, да ничего он не знал, пришла в голову глупость, он и ляпнул. Электрон так же неисчерпаем, как и атом. Поняли, да? Божий дар с яичницей сравнил, и возрадовался, а учёные физики потом лет сорок это на всех столбах читали. Я тоже читал, хотя какой из меня учёный. И физик то из меня так себе.

Технологии частично или полностью утрачены за ненадобностью. Или по глупости, но утрачены. А знания и не было.

***