Текст

А кроме – молиться не на кого было. Только в каптерке – на измочаленные другими картинки, где сквозь румяные сиськи – печатные буквы и реклама виагры. Сначала мерзко, глупо и стыдно, а потом ничего. Иначе бесов из себя не изгнать. Без этого дела они и святого одолеют.

Без Веры тяжко стало, когда Илью забрали. И совсем невыносимо – когда она ему объявила на второй год, что от него уходит. Вот тут ему стало казаться, что он ее истинно любит и что не сможет без нее жить.

Это арест так полюсы поменял: до него Илья сам думал уйти от нее, освободиться от лобненского бремени и переехать в Москву всей душой. Думал, но уйти смелости недобирал. У Веры вся кожа была, как у детей на веках, тонкая и нежная, ее легко поранить было, ей и натирало – сразу в кровь. И она была очень мнительная: как только Илья влюбился в Москву, все ждала, что он ее бросит. Во всем видела признаки и знаки. Весь последний год говорила Илье, что он должен определиться. Определяться следовало так, чтобы Вера не пострадала. И чем больше она говорила об этом, тем больше одиночество казалось ему свободой.

Как бы он ее раньше в будущем рядом с собой ни представлял, в настоящем с собой в Москву навсегда взять не мог. А мог на ночь, на танцы.

Это он ей долг возвращал, а Вера, может, думала, это аванс.

В тот вечер сидели в электричке, соединенные наушниками, и Илья заранее знал, что проводок их не удержит. Был ласков с ней и упредителен, как с любимой кошкой, которую везут усыплять. В ухо ему от Веры текла по проводу вина, а что Вера там в своем наушнике слышала, он не знал. Наверное, надежду.

Много вообще думал о ее чувствах. Привыкаешь о них слишком много думать, когда один у матери растешь.

А теперь доходило: когда она канючила у него общее будущее, ей просто в настоящем одной застревать не хотелось. Потом Илья в прошлое попал, а Вере потребовалось двигать дальше вперед. Можно ее понять? Можно. Мать вот поняла ее по-женски и Илью понять просила. Все на свете можно понять.

Шел Илья по короткой тропе – по ломкому снегу, по чужим следам, по сухим иглам, и открывал: его тюремная любовь к Вере была от безвыходности.

Он не Веру мечтал бы любить.

Вера вся сжатая была, стесненная. Всегда Илья ее должен был расшучивать, разбалтывать, расшевеливать. Как это она решила ему отдаться в одиннадцатом классе? Именно – решила.

В школе казалось, Вера упоительна. Сейчас думал: просто опоили, их обоих опоили – гормонами. Могла, наверное, и не Вера у него быть. И у Веры мог быть кто угодно. Доказано.

Так получается: что тебе в раздаточном окошке черпаком плеснули в миску, то дальше и расхлебывай. А мог бы потребовать вместо стынущей баланды – кипятка-любви.

Надо было влюбиться в кого-то такого, как Нина.

Всегда хотелось такую: смешливую, живую, электрическую. Чтобы только дотронулся – сразу искра и волосы дыбом. А Вера ток не проводила.

Прощаю, Вера. И ты прости. Пока.

Ясно думалось на свежем воздухе – как с высоты птичьего полета все видел. А в бараке вот воспарить не удавалось.

Интересно стало представить себе свою жизнь не с Верой, а с такой, как Нина: вечный драйв? Приключение? Как бы все сложилось? Начал представлять.

Жалко, тропа кончилась.

* * *

Пока ждал своей очереди к стойке, шло время.

На что он его тратит? На то, чтобы чужую бабу посмотреть. А мог бы – пойти сейчас вместо этого к своей матери.

Надо ведь навестить. Посмотреть на нее. Поздороваться.

Но не моглось Илье к ней идти. Придет, а ему скажут: забирайте-ка домой. У нас бесплатное хранение кончилось. Куда забирать? В тепло?

Вот, придумал себе объяснение. А на самом деле – не хотел ее видеть мертвой, хотел, чтобы она для него еще немного пожила. Увидишь – распишешься.

Глупо. Трусливо.

А пересилить себя не смог. Стал выталкивать ее из головы. Потом позвонит, потом подумает. Обязательно.

– У вас какой? – спросил желтый продавец.

– Айфон. Новый.

– Есть китай-лицензия за две, вот такой вот веселенький заводской китай за тысячу семьсот и китай-китай за тысячу.

– Сколько? – Илья не поверил.

– Штука. Но на него люди жалуются, говорят, батарею сжигает. Оригинальные только у яблочников, но они все равно же китай, просто фоксконновский. Вот заводской бодро берут.

– А на сколько китай-китая хватит?

– Две недели на обмен товара. Но меняем только зарядку, мобильный на вашей совести.

– Говно полное, – сипло сообщила сзади девушка с синими волосами, за Ильей следующая.

– Давайте его. Подождите, я проверю.

Илья выпустил на минуту телефон из кармана, примерил к нему неаккуратный, в заусенцах черный провод. Половину денег надо было отдать.

– Да подходит он, подходит! – хмыкнул продавец. – Ты просто приглядывай за ним, чтоб он квартиру тебе не спалил. Кейс не нужен к нему? Тут модные привезли. На безопасности сэкономили, можно в стиль вложиться.

– Не нужен. – Илья сунул телефон обратно в карман, отдал тысячу. – Не борзей.