Текст

– Могли бы вертолетами летать, – сказал невнятно старик. – Но вертолетами скучно. С вертолета холопов не видать.

И сник. Завод кончился.

Вот только тут в этой замерзшей реке мелькнуло что-то: синяя молния. Передовая машина, гаишный «Мерседес».

Илья встал, прижался лбом к окну.

Через крыши машин было видно расчищенную, совершенно пустую встречку – по ней и пронеслось. И тут вдали показалось: гирлянда синих огней, созвездие. Выросли из точек на горизонте в секунды до тяжелых черных снарядов, выстреленных из какой-нибудь громадной «Берты». Три квадратно обрубленных немецких внедорожника с синими мигалками вокруг немецкого длинного лимузина. И вокруг еще, спереди и сзади – бело-голубая свита, все мелькают, крякают, подвывают. Пролетели на невероятной скорости, такой, что должны бы, по всем правилам физики, уже оторваться от земли и воспарить. Прямо орудийный залп.

Качнулись стоящие вдоль дороги машины от воздушного сгустка, как от взрывной волны, кажется, и Триумфальная арка пошатнулась; кто-то неспящий робко бибикнул, но его не поддержали. Все сидели себе смирнехонько в этой своей застрявшей секунде и не замечали даже, как законы физики сбоят.

А этому-то, наверное, нравилось, что он может людям время, как ручеек, ладонью запруживать. За таким вот, точно, и пошел на эту службу.

– Красиво едет! – похвалил бородатый.

– Ссут народа, – высказался старичок.

Промигнуло – и растворилось в тумане.

Но ехать еще не давали несколько минут, пока уже ни отблеска, ни отсвета не осталось. Только после этого сняли с часов арест.

* * *

Во двор дома Илья ворвался на двадцать три минуты позже условленного. Тридцать пятый номер был как средневековая крепость: высоченный сталинский дом-кольцо, все желтый кирпич, по углам башни, для въезда ворота: арка в три этажа высотой, створы сварены из чугунной решетки. Кутузовский проспект не для простого человека возводили. Простой человек и в хрущобную подъездную дверку гладко входит, не зацепится тенью за притолоку.

Двор был засажен черными голыми деревьями, заставлен дорогими авто. Что за странное место для встречи.

Обежал кругом, нашел пятый подъезд – и главное: помойку. Огляделся: не подстава?

На подъездах сидели камеры, вырванные глаза. Старухи на холодных скамьях говорили о медленной смерти. Хозяева старого мира передохли, а их вдовы это дело, сколько могли, оттягивали. Позыркивали на Илью, наклоняя укутанные головы так, чтобы через маленькую дырочку в катаракте было видно.

И из окон могли сверху вниз смотреть на землю, стеречь и подстерегать.

По кругу гонял запертый во дворе ветер. Падала с неба божья перхоть.

Может, подстава. Может, проверка. Хорошо тут простреливается.

Ну что?

Илья вжал газ, центробежная сила придавила к отвесной стене. Мчать внутри стакана, пока есть горючее. Не останавливаться.

Раздвинул помоечные баки, вошел внутрь. За баками был целый завал пакетов. «Пятерочка», в том числе. Выудил, заглянул в нутро: картофельные очистки, пакет из-под молока – пустой, плесневелая горбушка. Он порвал пакет руками, вывалил потроха на асфальт, стал ворошить. Ничего там не было такого, что сошло бы за хазинский конфискат. Ни порошков, ни трав, ни брикетов, ни черного целлофана. Просто подпорченные объедки.

Может, другой? Помоечную фирму спутали, может?

Еще покопался – из «Пятерочки» больше ничего. Разорвал пакет «Перекрестка», вытащил из него журналы «Афиша», завязанный узелком одинокий презерватив и пустую бутылку из-под рома. Не то! Еще!

Дырявая футболка, кровавая прозрачная упаковка от коровьей печени, вонючий холодный пепел. Высохший цветок, разорванные фотографии целующихся людей, протухшая курятина. Отрезанные волосы, целлулоидная кукла без головы, стопы исчерканной бумаги. Тампоны, коробка от айфона, россыпь овсяных хлопьев.

Шутка?! Проверка!

Загнанно огляделся. Мимо проходила студенточка, сморщила носик, отвела глаза. Даже смотреть на Илью было неприлично. Подошел раскосый оранжевый дворник, упер руки в бока, стал на Илью кашлять.

Илья липкими руками влез в телефон: где ты, Игорь?! Где мой товар?!

Там было только: отломанные хирургическими щипцами крошечные ручки и ножки, продырявленное колбасным ножом горло, материнское беспокойство. Игорь К. молчал.

Да и пошел бы ты! На хер со своими играми! Помойка! Кутузовский проспект!

Следите за мной? Ну следите!

Илья схватил последний оставшийся целый пакет и потащил его куда-то. Прочь от проспекта, от правительственной трассы, от зорких-юрких людей в вязаных шапочках.

Дворник смотрел ему вслед без чувств. Старухи на скамейках выворачивали шеи. Окна пялились мутными хрусталиками.

Дворами-дворами, задворками, проулками. По пути вывернул мешок наизнанку, ногой распинал его внутренности по вылизанной улице. Мусор, гниль, беда.

Дошел до метро; все, съездил. Пора было обратно, в нору.

Может, кто-то забрал раньше него. Бомж какой-нибудь. Дворник. Может, Игорь К. и сам подождал-подождал в засаде, не вынес нервотрепки и сбежал со своим мусорным кладом. Успел бы вовремя – все бы получилось.

Если б царь не ехал. Если б у Ильи линии не перемешались.