— Плакса! Плакса! Ах, какая плакса! — дразнил его Роджер. — Это всего лишь дрянная дешевая игрушка, Риччи! Вон, посмотри, там только вода и маленькие карточки.
— Я скажу про тебя! — закричал Ричард что было сил. Лоб его горел, он задыхался от слез возмущения. — Я все скажу про тебя, Роджер! Я все расскажу маме!
— Скажешь — сломаю руку, — пригрозил Роджер. По его леденящей улыбке Ричард понял, что это не пустая угроза. И ничего не рассказал.
М о й б р а т б ы л н и к ч е м н ы м п ь я н и ц е й.
Текст-процессор, из чего бы он ни состоял, по меньшей мере выводил слова на экран. Оставалось еще посмотреть, будет ли он хранить информацию в памяти, но все же созданный Джоном гибрид из клавиатуры «Ванга» и дисплея «IBM» работал. Совершенно случайно он вызвал у Ричарда неприятные воспоминания, но в этом Джон уже не виноват.
Ричард оглядел кабинет и остановил взгляд на фотографии, которую не он выбрал для кабинета. Большой студийный фотопортрет Лины, ее подарок на Рождество два года назад. «Я хочу, чтобы ты повесил его у себя в кабинете», — сказала она. Так Лина, очевидно, собиралась держать мужа в поле своего зрения, даже отсутствуя. «Не забывай, Ричард. Я здесь. Может быть, я и „поставила не на ту лошадь“, но я здесь. Советую тебе помнить об этом».
Портрет с его неестественными тонами никак не уживался с любимыми репродукциями Уистлера, Хомера и Уайета. Глаза Лины были полуприкрыты веками, а тяжелый изгиб пухлых губ застыл в некотором подобии улыбки. «Я еще здесь, Ричард. — словно говорила она. — Никогда об этом не забывай».
Ричард напечатал:
Фотография моей жены висит на западной стене кабинета.
Он взглянул на появившийся на экране текст. Слова нравились ему не больше чем сам фотопортрет, и он нажал клавишу «Вычеркнуть». Слова исчезли. Ричард взглянул на стену и увидел, что портрет тоже исчез.
Очень долго он сидел не двигаясь, — во всяком случае, ему показалось, что долго, — и смотрел на стену, где только что висел портрет. Из оцепенения его вывел запах, шедший из процессорного блока. Запах, который он помнил с детства так же отчетливо, как то, что Роджер разбил «волшебный фонарь», лишь только потому, что игрушка принадлежала ему, Ричарду. Запах трансформатора от игрушечной железной дороги. Когда появляется такой запах, нужно выключить трансформатор, чтобы он остыл.
Он выключит его. Через минуту.
Ричард поднялся, чувствуя, что ноги его стали словно ватные, и подошел к стене. Потрогал пальцами обивку. Портрет висел здесь, точно, здесь. Но теперь его не было, как не было крюка, на котором он держался. Не было даже дырки в стене, которую он просверлил под крюк.
Исчезло все.
Мир внезапно потемнел, и он двинулся назад, чувствуя, что сейчас потеряет сознание, но удержался. И окружающее вновь обрело ясные очертания.
Ричард оторвал взгляд от места на стене, где недавно висел портрет Лины, и посмотрел на собранный его племянником текст-процессор.
«Удивительные вещи, — услышал он снова голос Нордхофа, — удивительные вещи… Уж если какой-то мальчишка в пятидесятых годах открыл частицы, движущиеся назад во времени, то вы наверняка удивитесь, осознав, что мог сделать из кучи бракованных элементов от текст-процессора, проводов и электродеталей ваш гениальный племянник. Вы так удивитесь, что с ума можно сойти…»
Запах трансформатора стал гуще, сильнее, и из решетки на дальней стенке дисплея поплыл дымок. Гудение процессора тоже стало громче. Следовало выключить машину, потому что, как бы Джон ни был умен, у него, очевидно, просто не хватило времени отладить текст-процессор до конца.
Знал ли он, что делал?
Чувствуя себя так, словно он продукт своего собственного воображения, Ричард сел перед экраном и напечатал:
Портрет моей жены висит на стене.
Секунду он смотрел на предложение, затем перевел взгляд обратно на клавиатуру и нажал клавишу «EXECUTE».
Посмотрел на стену.
Портрет Лины висел там же, где и всегда.
— Боже, — прошептал он. — Боже мой…
Ричард потер рукой щеку и напечатал:
На полу ничего нет.
Затем нажал клавишу «Вставка» и добавил:
Кроме дюжины двадцатидолларовых золотых монет в маленьком полотняном мешочке.
И нажал «EXECUTE».
На полу лежал маленький затянутый веревочкой мешочек из белого полотна. Надпись, выведенная выцветшими чернилами на мешочке гласила: «Уэллс Фарго».
— Боже мой, — произнес Ричард не своим голосом. — Боже мой, боже мой…
Наверное, он обращался бы к Спасителю минуты или даже часы, если бы текст-процессор не начал издавать периодическое «бип» и в верхней части экрана не вспыхнула пульсирующая надпись:
ПЕРЕГРУЗКА
Ричард быстро все выключил и выскочил из кабинета, словно за ним гнались черти. Но на бегу он подхватил с пола маленький мешочек и сунул его в карман брюк.