Отметим, что помимо маски рок-звезды у Майка были и другие маски. Указания на них не так часто встречаются, но для полноты картины мы все же воспроизведем и эти семы биографического мифа. Тем более, что часть из них сопрягается с цоевским «текстом смерти», что может указывать на принципиальную монолитность русского рока, на его традиционность даже в биографических моделях, когда судьба одного рокера непременно соотносится с судьбами его коллег. Наталья Науменко вспоминает, как Майк однажды ушел от нее, а потом «объяснил свое бегство тем, что он меня просто боялся. А еще опасался испортить жизнь хорошей девочки. В Печорина играл…» (260). Такая характеристика приближает Майка к реализации семы романтик
, столь частотной для цоевского биографического мифа. Но она в мифе Майка сведена к минимуму. Вслед за героем цоевского мифа, по мнению Паши Краева, Майк «любил черную одежду» (133). Но сам же Краев редуцирует возможные аллюзии к мифологической модели Виктора Цоя и вытекающим отсюда значениям, утверждая, что Майк «был не “черный человек”, на нем не было мишуры, он не любил навешивать на себя всякие штучки, как вы <это «вы» относится к Рыбину — Ю.Д.> с Цоем, например, <…> черный — просто строгий цвет, солидный. Он вообще был солидным. При всем его раздолбайстве и веселье. Это вопрос интеллигентности» (133–134). Как видим, черное не столько переводит «текст смерти» Майка в иной — цоевский — план смыслообразования, сколько за счет собственной редукции утверждает уже обозначенную сему рок-звезда.