В русле этой семы возникает еще одна — для майковского мифа принципиальная — сема пьянство
. С одной стороны, эта сема порождена стереотипными представлениями о западных рок-звездах, об их образе жизни, непременными атрибутами которого являются алкоголь и наркотики. С другой стороны, пьянство может быть рассмотрено и как специфически русская черта, характерная для биографических мифов целого ряда русских поэтов («А я почти поэт. А раз поэт, то алкоголик — к чему же нарушать давно привитые клише» — споет Константин Арбенин в 1999-м году). Исходя из этих двух стереотипов пьянство оказалось, пожалуй, самой востребованной семой майковского мифа. Еще при жизни Науменко Андрей Тропилло в интервью «Рокси» от 2.02.1991. на вопрос А. Липницкого «в чем причина <…> угасания Майка?» ответил одним словом: «Пьянство» (237). Важно здесь и то, что за полгода до смерти близкие люди обратили внимание на угасание — как в творческом, так и в физическом плане, и причиной этого угасания назвали именно пьянство. Все это вписывает Майка сразу в два мифологических контекста: западный роковый и русский поэтический — и в том, и в другом сема пьянство весьма и весьма частотна. А Майк, таким образом, в своем мифе эти контексты своеобразно соотнес, показав, что для России рок-звезда это почти тоже самое, что и поэт. Почти. Артем Троицкий говорит о «симпатии Майка к алкоголю» (228), что позволяло не очень порядочным людям оказывать на него влияние — как тут не вспомнить биографии Есенина и Высоцкого! Но сема пьянство обрела вполне самостоятельное значение в культуре русского рока, прежде всего — рока ленинградского: «В среде питерских рокеров оставаться трезвенником было крайне трудно — питие было абсолютно неизменным компонентом образа жизни. Стало оно и образом смерти — достаточно вспомнить Майка».[320] Именно пьянство в ленинградском роке стало знаком причисления к элите, непременным атрибутом «звездности» или близости к «звездам»; и именно Майк наиболее последовательно воплощал эту сему своим биографическим мифом, задавал своего рода планку для своих подражателей. Важную роль здесь играли песни Майка. Современники вспоминают, что Майку, лирический герой которого любит портвейн, на концертах в других городах поклонники за кулисы приносили именно портвейн, хотя сам Михаил Науменко любил водку и ром в сочетании с пепси-колой. Эту же любовь подметил и Игорь «Панкер» Гудков, увидевший на окне у Майка бутылки «из-под рома, хотя мы пили портвейн» (138). Между тем, С. Задерий вспоминает, что когда Майк работал сторожем и на работе «пил портвейн, встречался с друзьями и играл в преферанс <…> Мы принесли ему портвейна, любимого Майковского напитка».[321] И последствия этой любви отмечаются очень многими, причем отмечаются, как причины смерти, т. е. составляющие «текста смерти» Науменко. Коля Васин говорит о Майке: «Он, конечно, злоупотреблял и деньгами, и алкоголем. И все это привело к тому, что сердце его не выдержало» (240). Вот как Коля Васин описывает внешние признаки приближающейся смерти Майка, как бы создавая базу для мифа русской рок-звезды: «он стал как-то плохо выглядеть, много пить, мало есть <…> были видны неприятные признаки: у него начинали трястись руки, он заговаривался, вел себя как-то странно и неуправляемо <…> У Майка как-то вырвались слова: “Я боюсь жить”» (239). Перед самой смертью Майк «был уже настолько плох, был темен лицом, отечен, руки тряслись <…> Мне кажется, — резюмирует Коля Васин, — он не сопротивлялся тому, что происходило, и не особенно хотел жить» (240). Т. е. Коля Васин максимально приближает смерть Майка к самоубийству. Ему вторит Василий Гаврилов: «Виной скоропостижной кончины было, без всякого сомнения, многолетнее и целенаправленное пьянство. По меткому выражению одного из близких друзей, Майк покончил с собой алкоголизмом. Был ли творческий кризис последних пяти лет его жизни причиной пьянства или наоборот, однозначно ответить нельзя — все взаимосвязано».[322] Борис Гребенщиков видит в пьянстве Майка попытку уйти от действительности «сразу в питье» (79) или же путь к примирению себя с жизнью: «чтобы смириться, нужно было залить себя водкой с дикой силой, потому что он знал, что это не то» (82). Пьянство, как следует из приведенных цитат, возводит «текст смерти» Майка до уровня романтического противостояния героя и действительности. Таким образом сема пьянство из бытового плана переводится в план легендарный. Александр Липницкий вспоминает, что о пьянстве «Зоопарка» «ходили легенды» (246), в группе даже существовала поговорка: «У всех за кулисами красивые девушки, а у нас одни мужики с бухлом» (275). Для полноты картины приведем два высказывания из прижизненной Майку музыкальной критики. С. Гурьев и М. Тимашева написали по горячим следам башлачевского мемориала в Москве: «Майк не пил все утро, пытаясь вспомнить первый куплет “Старых ран” (1979), которые по ЗООзамыслу должны были открыться в начале программы. И они открылись, хотя слова, конечно, не вспомнились»;[323] Юрий Морозов отозвался на выступление Майка в Череповце: «С необыкновенным энтузиазмом публика встречала <…> пьяного еще до приезда в Череповец Майка, так и не сумевшего промычать в микрофон хотя бы один куплет».[324] Заметим, что при всей разнице оценочных моментов, логика и в том и в другом высказывании примерно одна и та же: не вызывает никаких сомнений, что Майк, как «самый рок-н-ролльный рокер», в восприятии как друзей, так и противников — законченный пьяница, ведь он пьет (или же декларативно не пьет!) даже перед концертом. Таким образом, пьянство в майковском биографическом мифе является составной частью представлений об образе жизни рок-музыканта и, что не маловажно, становится объектом для подражания.