За переживаемой катастрофой последует период напряженного строительства, положительные задачи которого будут не менее насущными, чем отрицательные по преимуществу задачи военного времени. Они будут притом еще более широки и столь же интегральны, потому что само происшедшее разрушение захватило области всех условий жизни наряду с гибелью миллионов людей и уничтожением несчетной массы продуктов труда, включив порчу природной среды и глубокий идеологический разгром. У кого есть ум, чтобы понимать, и воля, чтобы реагировать, для того не может остаться сомнений:
Теперь воспользуюсь случаем ответить моему сочувствующему критику, автору анонимной рецензии на I часть «Тектологии» (в журнале «Русское Богатство», 1913, декабрь).
Рецензент согласен с основной постановкой задачи и полагает, что всеобщая организационная наука должна явиться новой фазой в развитии
Со своей стороны я бы высказал сомнение, целесообразно ли применять к организационной науке название «философия». С этим термином связано много старых представлений, не соответствующих характеру новой науки.
Так, философии теоретической всегда свойственна «объяснительная» тенденция, притом именно в смысле созерцания: «объяснить» мир, «объяснить» познание, чтобы было «ясно», чтобы исчезла загадка и потребность «понять» была удовлетворена. Для тектологии, если она и «объясняет», как соединяются разнороднейшие элементы в природе, в труде, в мышлении, то дело идет о
Далее, с понятием о философской теории не совмещается мысль о точной опытной проверке. Как только для той или иной группы обобщений такая проверка становилась возможной, немедленно эта группа выделялась из «философии», превращаясь в отрасль «науки»: постоянное и весьма характерное противоположение. Тектология же прямо немыслима без постоянной проверки на опыте: куда годились бы организационные закономерности, которых нельзя применить и испытать? Попробуйте представить себе «философский эксперимент». А для тектологии постановка планомерных экспериментов — вещь совершенно необходимая в ее развитии. Более того, эти эксперименты, как мне приходилось указывать, давно уже делались и делаются. Что представляют опыты Квинке, Бючли, Ледюка, Румблера, Геррера и др. над «искусственными клетками», воспроизведение на неорганических смесях различных функций живой клетки? Эти опыты не относятся к биологии, потому что объект их — неживые тела; но они не относятся также просто к химии и молекулярной физике, потому что имеют целью решение задач не химических или физических, а биологических. Это эксперименты организационные в смысле тектологии: они выясняют общие условия строения живых и неживых тел, выделяют архитектурные элементы жизненных функций в «мертвой» природе. К тектологии должен быть отнесен и старинный «космогонический» опыт Плато, воспроизводящий кольца Сатурна в смеси жидкостей, и недавние опыты Майера, в которых возможные равновесия электронов, образующих атом, проверяются посредством плавающих магнитов, и т. д.
Высказываясь против смешения организационной науки с философией, я имею в виду не чисто словесный спор, а серьезные интересы дела. Можно опасаться, что старый термин затемнит новые задачи и ослабит внимание к ним. Тектология не должна стать делом философов-специалистов, среди которых она вряд ли может найти какую-нибудь почву, а делом всех широкообразованных людей научной и практической мысли.
Перехожу к существенному пункту разногласия с критиком. Он пишет: