Тектоника: рассказы

Покинув офис, он решает немного пройтись. Он бредет по улицам, читает их названия, смотрит на пыльные тротуары и деревья. Когда надоедает – ищет автобусную остановку, чтобы добраться до станции метро.

Ветерок доносит фрагмент разговора. Девушка, сидящая на скамейке внутри остановки из прозрачного пластика (Максим видит ее издалека, со спины), обращается к проходящему мимо пожилому мужчине:

– Извините, вы не проводите меня домой?

– Что?

– Вы не проводите меня домой?

Максим застывает. Он не решается сделать ни шагу. – Обдолбленная, что ли? – бросает мужчина, удаляясь. – Ну и глазки!.. Наркоманка!

– Ну вот, оскорбили, – вздыхает девушка. Сидя, она начинает слегка раскачиваться, будто что-то напевая.

Теория вероятности… Максим вспомнил, как в детстве пятнадцать раз подряд угадал, что выпадет: орел или решка. Каким образом она оказалась здесь, в двадцати километрах от своей квартиры? Какие у нее могли быть здесь дела? И надо же было ему (впервые!) приехать в этот вонючий пыльный район… А впрочем, стоит ли задаваться вопросами? Надо бежать, бежать (не в первый раз). Не реагировать на эту издевку судьбы – вон там поворот на проспект, пройдешь незамеченным, спустишься в метро, сядешь в поезд…

Он все еще воображает себе план отступления, но решение уже принято; мысленно он добирается уже до укрытия подземного перехода (видит стеклянные двери метрополитена), но стопы приближают его к автобусной остановке; и вот он обходит автобусную обстановку и предстает перед ней.

Прекрасный шанс посмеяться над игрой. Судя по всему, он им воспользовался.

Она поднимает на него глаза.

– Милый. Ты пришел за мной?

Кивает.

– Ты пришел, чтобы отвести меня домой?

– Да. Не плачь, – он обнимает ее за плечи. – Сейчас я поймаю такси.

– Представляешь, меня назвали наркоманкой… А я просто попросила проводить меня домой…

– Вставай. Поехали.

* * *

С одной стороны, всё – это, конечно, процесс. Но с другой – есть эти насечки на времени, которые процесс запускают. В принципе, он мог бы еще десять раз передумать (о, всю дорогу в такси он колеблется!). Он мог просто доставить ее в квартиру, убедиться, что она не собирается повторять самостоятельную вылазку, позвонить ее мамаше и – исчезнуть.

Но он остается.

Ведь тогда, приближаясь к остановке, он вдруг решил не играть – один раз, хотя бы один раз. И дальше все уже невозможно изменить.

В августе они женятся. Болезнь у Милены в легкой форме. Врачи (Максим протащил ее по лучшим специалистам) в один голос уверяют, что динамика положительная. Динамика – положительная. Но его родителям лучше правду не открывать, хорошо? Милена соглашается.

Пробегает год. Рецидивов нет. Они живут нормальной жизнью. Заводят кошку. Наслаждаются друг другом. Совсем стирается разделение между «твоим» и «моим».

А через год, осенью, она на неделю становится неузнаваемой. Он терпеливо ее вытягивает. Это не Миле-на. Он верит, что динамика положительная.

После она грустная и молчаливая. Очень рациональная. Старается все делать слишком правильно – это бросается в глаза.

Так сезон за сезоном всё то рушится, то восстанавливается. То периоды затишья, то кошмара. …Максим замечает, что (даже наедине с собою) производит все более сильное свечение – это ореол смущенного смирения – от ощущения бессилия; и от предвосхищения неизбежных разговоров с кем бы то ни было о его положении. Он хранит в себе тайну, которую знает весь свет.

Откуда-то на работе все знают. И его родители откуда-то знают. Есть такие люди – профессиональные распространители слухов. Они не плохие, нет: они просто созданы, живут, чтобы раскапывать и передавать информацию. Они делают это инстинктивно – как животные. Максима в лучшем случае жалеют, хотя жалость – последнее, что ему нужно. Да и ей тоже.

Почти всегда они только вдвоем. Редко выбираются куда-нибудь в общество. Например, на вечеринку. Болтают, танцуют, потом решают уйти пораньше. «Конечно-конечно», – с особенным участием качают головами окружающие.

Так пара обретает печать: сумасшедшая (хотя никто из болтунов не видел ее не в себе) и ее несчастный муж, носящий ее на руках. «Вот как бывает…» «Да…» «И детей нет…»

И вот он идет по заснеженной улице и понимает, что уже стар и – вдруг – что Милена умерла, сильно страдала в последнее время, и динамика давно уже не была положительная, и как ему нестерпимо тяжело, заставляет себя идти, с трудом делает шаги, а ведь сегодня какой-то особенный день, особенный, но какой, он силится вспомнить, он слишком подавлен, слишком раздавлен горем, суета, зачем куда-то идти, он понимает, что находится на Чистопрудном бульваре, тут его осеняет – день рождения, ему пятьдесят, он ищет Итальянское кафе, из которого он стартовал двадцать лет назад и которого, конечно, давно нет, и осознание того, что кафе нет, приносит горе предельное, большее, чем осознание смерти жены…

Он просыпается. Пасмурный свет из окна. Милена спит рядом.

Тектоника