Тектоника: рассказы

Самолет, получивший в компании «Аэропарк» название «Михаил Лермонтов», – старый Боинг 747: на таких еще в шестидесятые летали за границу его дедушка и бабушка… Покупают наши всякую рухлядь. В салоне пластик пожелтел от времени. Известно: поэт Лермонтов был склонен к саморазрушению. Максим надеется, что с его тезкой дело обстоит иначе. Хотя в каждом полете (это, наверное, его сотый) он подзадоривает себя мыслью: а что, если?.. Хе-хе…

Половина русских пьяна. Нескольких он заметил еще во время посадки. Служба безопасности запросто их пропустила. Максима попросили оставить пластиковую бутылку минеральной воды. «Не положено». Но даже не заглянули в портфель – там могло быть все, что угодно…

Его место в среднем ряду, рядом с русской дамой. Слава Богу. Немного общения – из вежливости – а дальше он отвернулся: притворился, что спит. Москва и всё что в ней – исчезает. Вправду: где всё? Вокруг только галерея с полукругом потолка и рядами сидений, и двумя проходами, и рядами амбразур по бокам, и появившийся солнечный свет за ними, и мяуканье китайцев, и пьяные потешно-ксенофобские пассажи на русском в их адрес, он действительно засыпает…

Над центральноазиатскими горами ужасно болтает… Сон становится мучительным.

Пять утра «по Москве», аэропорт, в сравнении с которым Шереметьево кажется захолустной грязной дырой, таможенные формальности быстро пройдены, такси везет в Пудонг, в гостиницу, дороги ровны и почти пусты, попадаются только такси, снаружи пальмы, влажно, и воздух пахнет странно, будто растительной гнилью, и на каком-то перекрестке на окраине (загорелся красный свет) подходит бедняк и сует в окно связку шевелящихся черепах. Водитель вступает в торг…

Пудонг – территория сверкающих небоскребов. Это размашистое подражание «даунтаунам» американских мегаполисов с привкусом потемкинской деревни. Попытка воспроизвести город в европейском понимании: «мы тоже можем». Хотя небоскребы – ничего не скажешь – настоящие.

В гостинице китайцы кланяются, стелятся коврами по коврам, боготворят. Мгновенная регистрация, потом, по пути в номер, в лифте (швейцар несет чемодан), девушка-портье объясняет, где находится Конгресс-центр: напротив знаменитой башни Oriental Pearl. Она берет его карту и обводит на ней нужные адреса. Таксист говорит по-английски, только если на его лицензии нарисовано четыре или пять звездочек… но таких мало, извиняющимся тоном объясняет она. Максим дает обоим несколько долларов.

В номере принял душ (вода пахнет водорослями), переоделся в костюм и отправился, не завтракая, на открытие конгресса. Несколько часов там – и все дела сделаны: после торжественного общего заседания он встретился с нужными людьми, пожал нужные руки, побеседовал «в кулуарах», получил необходимые бумаги и подписи, сфотографировался с президентом Федерации – и все. Оставшиеся четыре дня – свобода…

Он стоит перед застекленным до пола окном – внизу река Хуангпу. За таким же окном справа – основание знаменитой башни Oriental Pearl, которая опостылевает через пять минут созерцания.

Он идет прогуляться по улицам. Заглядывает в пару магазинов. В банке покупает юани. Дальше – скука. Начинается дождь. Он ловит такси и едет в отель.

* * *

К концу дня Максим успевает выспаться. Он прикидывает, который час в Москве, и звонит Милене. Долетел хорошо, гостиница отличная, скучаю. Передай привет маме. Целую.

Он голоден: спускается в ресторан, в котором китайцы пытаются готовить европейские блюда. И очень расстраиваются, если у них не получается. Кофе заваривают на местной воде. Что ж… Придется обходиться без любимого напитка.

Он сидит за столиком. Ресторан пуст; кроме него – американская семья (молодые родители и маленький ребенок). Родители довольно раздраженно объясняют, что такое French Toast, когда им приносят обычные гренки. It goes with an egg, you see?..

Максим смотрит на них. Вспоминает свою давнишнюю американскую любовницу (он мог бы сейчас сидеть на месте папаши и отчитывать официанта). Канадскую. Колумбийскую. Финскую. Всё то была сплошная экзотика. Азиатки у него тоже, разумеется, были.

…Да что такое вообще любовь?!. (Он с досадой бросает салфетку на стол – китайцы испуганно принимают это на свой счет.) Разве можно любить женщину так, как всех людей любит Бог?

Наша любовь к женщине это круг. Очерченный рассудком, предрассудками, культурой, отпечатками детства и тысяч предков, мнением окружающих. А иногда и одним кварталом.

Сумел бы он полюбить девушку бедную? Безусловно. Глупую? Да. Очень некрасивую? Возможно. Мусульманку? Кто его знает. Китаянку (женщину из страны, где нет городов, музыки, поэзии – такими, какими он их понимает)? Не уверен.

Китаянку-мусульманку?..

Одноногую?..

Хотя, зачем заходить так далеко? Как насчет просто очень высокой девушки? Скажем, ростом метр девяносто пять? Его рост – метр семьдесят восемь. Ответ однозначный: нет, это просто невозможно. Они же так нелепо смотрелись бы рядом… Он не сумеет ее поцеловать без смеха…