«Телефон доверия» и другие рассказы

В последнее время все чаще приходится жить порознь. Матушка то за стариками уезжает ухаживать, то внучку присмотреть, и все чаще остаешься в доме один. Думаешь: вот и славно, отдохну от постоянного «всевидящего ока». А уезжает, и время останавливается. Ты перестаешь жить и словно впадаешь в анабиоз до тех пор, пока она не вернется. Оглядишься вокруг и думаешь: зачем мне столько комнат, хватило бы и одной. Все что можно спрятать – накрываешь, чтобы не пылилось, и закрываешь двери в другие комнаты. Зачем убирать лишнюю площадь?

Пытаешься честно наводить порядок на кухне, моешь посуду, вытираешь стол. А все равно прямо кожей чувствуешь, как все вокруг покрывается противной жирной пленкой. И от этого еще больше растет чувство заброшенности, неуютного одиночества. В углу большой комнаты сиротливо высится холодильник, его практически не открывают, разве только морозилку, чтобы забросить пару очередных пачек с пельменями. Кому он нужен, если к нему можно подойти когда угодно? Неинтересно.

– Я же тебе всего наготовила, – возвращаясь, удивляется матушка. – Ты так и не притронулся к котлетам. А суп? Ты что, всю неделю не ел первого?

Нет, вроде что-то ел, хотя точно и не помню что. Ах да, покупал кильку в томате и варил пельмени. Странно, как это я котлет не заметил и кастрюлю с супом?

Думал, что это только со мной такое происходит. Недавно уезжал на несколько дней. Матушка провожает меня и вздыхает:

– Ты уезжаешь, я остаюсь одна, и зачем все эти комнаты?

Посмеялся я тогда над анекдотом, а потом представил себе жизнь этого католического батюшки у нас в России, и мне его стало жалко. Личная жизнь священника традиционно замыкается на семье и на доме, у него практически не бывает друзей. В церкви священники общаются, как правило, с верующими мирянами, а исполняя требы на дому, – соответственно, с теми, кто пригласил. И как бы люди тебе ни нравились, но все равно ты собираешься и уходишь домой. Куда идти одинокому ксендзу?

Наши отцы периодически съезжаются на совместные праздничные службы, навещают друг друга. Есть возможность пообщаться, разрешить недоуменные вопросы, – а ему с кем душу отвести? Его собрат в лучшем случае находится в соседнем областном центре. Вот и начинают они тянуться к православным батюшкам. Знаю, в одной епархии отец ксендз неизменно участвует в крестных ходах с православными, потом идет с отцами за праздничный стол. Его никто не прогоняет – зачем человека обижать?

Как-то при случае разговорился я с одним таким католическим пастырем, он служит в соседней епархии. Порядочный верующий человек, приехал к нам в самом начале девяностых. Прежде чем ехать, долго готовился, учил наизусть Евангелие. Думал: если арестуют, на память будет читать Слово Божие. Не пригодилось, никто этого батюшку не арестовывал, и вообще никто у нас на него внимания не обращает, а ему одиноко. «Может, мне в православие перейти, а? – спрашивает он меня. – Как ты думаешь? Время уходит, а я никому не нужен».

Все верно: человек приходит в этот мир, чтобы испытать или, лучше сказать, пережить любовь и самому ощутить эту самую нужность кому-то. Церковь учит, что Бог есть Пресвятая Троица, пребывающая в единой Сущности. Тайна этого единства человеку недоступна, но зато нам открыто, что Троица непрестанно пребывает в состоянии любви каждой Ипостаси друг к другу. Всякая характеристика, касающаяся Бога, понимается нами как абсолютная, потому и человек, испытывая любовь, в разной степени приближается к познанию главной Истины.

Только та высокая Любовь с обывательской точки зрения для нас недоступна и непонятна. Потому что она жертвенная, а на жертву мы чаще всего не способны. Но где-то там, в глубине души, человек все равно догадывается, что истинным может быть то, за что можно осмысленно жертвовать деньгами, временем, здоровьем, жизнью. Любовь завораживает. Мир останавливается перед ней, не переставая в душе восхищаться и даже иногда пытаясь подражать.

Но если обычный человек способен испытать чувство любви и нужности в своей семье, то как спасаться монаху? У него никогда не будет ни жены, ни детей, кого ему любить? Кого любить тому же одинокому ксендзу и кто полюбит его? Ведь и любовь имеет утешение, когда она взаимна.

Прошло уже почти четверть века с тех пор, когда трое друзей, тогда еще совсем молодых ребят, приехали в глухое село, в храме которого служил старый опытный архимандрит. После службы он ласково принял юных алтарников, говорил с ними на разные темы и только после, как бы между прочим, ответил на главный вопрос, ради которого они ехали: «Тебе и тебе быть протоиереями, поезжайте поступать в семинарию к преподобному Сергию. А тебе, – архимандрит посмотрел в сторону третьего, – тебе быть монахом, это твой путь».

Так будущий отец Нафанаил узнал свою судьбу.

– Ну не хотел я жениться, никогда не хотел. Не видел себя в качестве мужа и главы семейства, – говорил отец Нафанаил так скорее потому, что рос сиротой, не знал отца и не представлял себя в этой роли. – Но и монахом я себя никогда не видел.