Телефон звонит по ночам

Сергея клонило в сон. К тому же у него испортилось настроение, когда он вернулся мыслями к шахте. Это было не то слово – вернулся. Мысли о шахте никогда не покидали его. Сегодня, как никогда, он не хотел думать об этом. Хотел отвлечься. Но, разговаривая с Томкой и ловя обрывки диалога из кинофильма, прислушиваясь к возне в ванной комнате, и теперь, в полудреме, он продолжал думать о бумаге из треста и разговоре с Павликом. Обиделся ли он? Возможно. Хорошо, если так. Но кажется, он не обиделся. А я не сумел говорить с ним строже. Но сейчас не об этом надо думать. О том, что нам делать с планом. Выполнять его? Ставить этот бесславный плановый рекорд? Для чего? Чтобы потешить самолюбие Саввы Григорьевича? И доказать ему, что из нас можно вить веревки, потому что у молодых кости гнучие?..

В дверь позвонили. «Павлик, – подумал Сергей. – Пришел-таки». Он почти обрадовался. Ему хотелось доругаться. Но это был Саша Величкин. Он был не один – с Ларисой. Сергей подумал, что теперь и поспать не удастся, и поговорить о делах не дадут. Слишком много было в комнате женщин.

– Будем знакомы, – сказала Лариса, протягивая Томке руку. – Величкина… Шли мы, значит, с Сашей мимо и решили зайти, – сказала она, обращаясь уже к Ольге. – Что это у вас телевизор как тихо? Можно, я громче сделаю?

Слой пудры на ее лице и платье, которое она не надевала с Майских праздников, говорили о том, что Лариса зашла отнюдь не случайно.

– Вы как хотите, а я буду смотреть, – сказала она, усаживаясь перед телевизором так, чтобы можно было смотреть на Томку. – Что это вы шьете? – спросила она.

– Занавески.

– Симпатичные. Из Москвы привезли?

– Нет. Здесь купила.

– Симпатичные. Только рисунок какой-то чудной. Потому и не покупают его.

– В Москве б расхватали, – сказала Тамара. – Мужчины бы расхватали. Себе на рубашки.

– Я бы Саше не разрешила в такой ходить, – сказала Лариса. – Конечно, Москва город большой. Там каждый норовит поярче нарядиться, чтобы его в толпе увидели. А мы и так на виду живем. И так друг другу глаза мозолим.

Телевизор, пущенный на полную катушку, кричал как оглашенный. Там шла перестрелка, – фильм был из времен войны, и, словно пугаясь выстрелов, экран вздрагивал и корежился.

Сергей вышел в коридор, снял телефонную трубку.

– Дежурного дайте, – сказал он и услышал голос Стаха. – Ну, как дела? – спросил Сергей. – Сколько прошли? Это на востоке? А на западе? В шахте не был еще? Позвони мне, когда вернешься. Ничего, разбудишь. Меня интересует второй подэтаж… Пока все. У тебя вопросов нет?

Стах помолчал. Наверное, у него были вопросы. По крайней мере, один: что делает Томка? Но это не относилось к делу. И Стах сказал:

– Вопросов нет.

Сергей вспомнил, что Томка просила достать ей билет.

– Она шьет тебе занавески, – сказал Сергей. Положив трубку, он позвал Сашу Величкина в кухню.

Здесь было сравнительно тихо. Шипел, закипая, большой электрический чайник. На столе лежала гора вымытой посуды. Сергей взял полотенце и стал вытирать тарелки. Он делал это машинально, думая о своем. Саша, сидя на табурете, следил за его руками.

– Я сегодня был на западе, – сказал он. – Хорошо работают скоростники. Но рисково. На востоке пласт прочный был, они и разбаловались. Благодушествуют…

– Ты с ними беседовал?

– Говорил. И Рябинину велел следить. Да что толку? Забазлаев внушил им, что я их зря пугаю…

Саша сделал рукой жест, как будто хотел взъерошить волосы. Этот жест остался у него с тех пор, когда его голова была так же лохмата спереди, как на затылке. Теперь ерошить было нечего, и он смущенно опустил руку.

– А все же о нем будут жалеть, – сказал Саша. – Вот увидишь. Шахтеры его любили…

– Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? – спросил Сергей.

– Он сказал мне, что уходит. Что он разговаривал с тобой и ты не возражаешь. Нашел время смыться!.. Заварил эту кашу с рекордом, а сам тикать.

Только сейчас Сергей заметил, что начал вытирать тарелки уже по второму разу.

Вот оно что! Ты собрался бежать! Пока пахло премиями, ты был с нами. А как пахнуло выговорами, проработкой, завышенным планом, который спустили нам по твоей милости, – скорей в кусты. Ты считаешь, что мы поговорили. «Я никого не держу». Кажется, так я сказал тебе? Что ж, могу повторить еще раз. Я никого не держу. Ступай на все четыре. Но помни: кто бежит с поля боя, не получает ничего. Опять военные сравнения? Но что поделаешь, Савва Григорьевич! Я сын солдата, погибшего на войне. Мальчишкой я слышал гул чужих самолетов над своей головой и разрывы бомб. И для меня высшей мерой справедливости осталась эта война, ее суровые законы.

Они вернулись в комнату. Ольга накрывала стол для чая. Лариса и Томка натянуто молчали. Телевизор работал с выключенным звуком. Там все продолжалась пальба, но взрывы и вспышки были бесшумными, как это иногда бывает во сне.