Телефон звонит по ночам

Значит, не сработались, думал Сергей о Павлике. Этого следовало ожидать. И все-таки грустно. Почему так грустно? Может быть, я действительно чудак? То, о чем я мечтаю, придет через двадцать лет. Но само оно не придет. Я хочу строить это своими руками. Здесь. В Полыновке. И для этого мне нужны друзья. Соратники. Не такие, как Павлик. Такие, как Стах, Майка… Я хочу строить это здесь. Я никогда не решусь сказать это вслух. Даже Ольге. Это моя тайна. И, наверно, не только моя. Тайна всех, кто боится громких фраз и предпочитает дело. У Павлика не было этой тайны. А без нее все, что делаешь, теряет смысл… Странно, что я боюсь высказать это вслух. То, о чем говорят с трибуны съезда и пишут в газетах…

Потом, ночью, ему снилась всякая чепуха – война, Павлик на голубой «Волге» и почему-то муж Томки, которого он никогда не видел в глаза. Возможно, поэтому он двигался и говорил беззвучно, как на экране немого телевизора, и вдруг очень громко и отчетливо сказал: «Я никого не держу».

Среди ночи раздался телефонный звонок. Сергей забыл перенести аппарат в комнату, где спал, и пришлось бежать в коридор.

Он ждал звонка, – Стах обещал позвонить, когда выйдет из шахты. Но почему-то звонок необычно встревожил его.

– Стах? – сказал он. И почти не удивился, услышав чей-то взволнованный голос. От волнения он не мог понять чей. Только рука сильней сжимала телефонную трубку. – Говорите яснее… Кого прихватило? Второй подэтаж? Проклятье!.. Горноспасателей вызвали? Медсестра на месте? Валя Цехновицер, говорю, где? Спустилась уже?.. Извещайте по списку номер один. Я сейчас буду…

Ему казалось, что он говорил тихо. Но в дверях комнат уже стояли две женские фигуры. Лунный свет, падавший на их лица, придавал им особенную, мертвенную бледность.

– Сережа, что с ним? – Томка была в халате, босиком. Стояла крепко сжав руки. – Скажи мне правду! Прошу тебя!.. Оля, спроси!..

Он молча, торопливо одевался.

– Что-нибудь страшное? Да? – голос Ольги дрожал. Их пугало его молчание. Они понимали, что молчание Сергея было милосердием, последней преградой между ними и страшной вестью.

Глава двадцать седьмая

Она знала, что он дежурит по шахте. Она знала о нем все, что можно знать о человеке, издали, мысленно следуя за ним. И она боялась этого вечера, когда ее гордости и самолюбию предстояло жестокое испытание.

Они не виделись уже восемь дней. Сегодня она могла увидеть его. Побыть с ним один на один. В десять он всегда дежурит в кабинете возле телефона. Кроме него в этот час там никого не бывает. В половине двенадцатого он спускается в шахту. У них будет полтора часа. О чем они будут говорить? Не все ли равно. Она увидит его рядом, близко от себя. Увидит его глаза, руки. Надо только поступиться гордостью. Но что такое гордость! Это не что иное, как желание остаться самим собой. И как бедна гордость в сравнении с тем счастьем, какое могут дать его глаза, руки…

Вчера дежурил Сергей. Она зашла к нему и села не к столу, а сбоку, где стояла длинная, разгороженная на восемь мест скамья, какие ставят в кинотеатрах. Здесь, в кабинете, скамья выглядела довольно нелепо и служила предметом для шуток. Сергей называл ее «скамьей подсудимых», – на ней часто усаживались те, кого он распекал. Впрочем, Мая Реутова предпочитала эту скамью в тех случаях, когда приходила ругаться с начальством.

– Опять нашего диспетчера премии лишили, – сказала она. – Человек работал, старался… Прямо хоть из своего кармана плати.

– Он старался, – сказал Сергей. – Два раза фабрику затопил. И вам это известно не хуже, чем мне. Людей надо учить. Ясно, товарищ Реутова?

Он говорил не повышая голоса, тем спокойным, разъясняющим тоном, каким говорят с детьми. Неопытному собеседнику такой тон мог показаться слишком миролюбивым и потому обнадеживающим. Но Мая знала, что, если Сергей говорит так внятно и раздельно, слегка нажимая на каждом слове, с ним бесполезно спорить.

– Людей надо учить, – повторил он. – Мы и так слишком щедры. Чихнул человек – ему премия. За счет государства. Одному поощрительная, другому – утешительная…

Он встал из-за стола, прошелся по кабинету, спрятав руки в карманы брюк.

– Привыкайте к новым критериям, – сказал он. – То, что вчера было хорошо, сегодня только нормально, а завтра – просто плохо. У шахтеров учиться надо, вот что.

– Всю жизнь у шахтеров учимся, – обиделась Мая. – Поставь к нам углесосы, мы их тоже поломаем.

– Поломать-то вы поломаете, не сомневаюсь. А вот починить сумеете ли? Это вопрос.

– Любишь ты шахтеров, – сказала Мая. Она поднялась, чтобы уйти. Но не уходила. В общем, она понимала, что с премией ничего не получится. Просто это был ее долг – заступиться за своего. И еще хотелось повидать Сергея, Узнать, как они веселились вчера без нее. Она больше всего боялась, что Сергей будет с ней сочувственно ласков. Нет, он был таким, как всегда. И это по-своему утешило ее.

«Может быть, я и правда не нуждаюсь в сочувствии, – думала она теперь. – Ну, приехала. И уедет. И все будет по-прежнему».

– Ты чего не пришла вчера? – спросил Сергей.