– Вот он, видите, промелькнул: Форель, рядом Григорьев, издатель, и вот третий с краю – Епифанов Максим Евгеньевич, помощник издателя.
«Ещё один день-катастрофа», – думает Ванга.
– Ну-ка, подскажи, это тридцать первое марта? – просит Егорыч, и глаза его опасно блестят. – День и время убийства?
– Так точно, товарищ полковник, – вздыхает Сухов. Тишина. Всё внутри Ванги затаилось.
– Нет, ну вы, правда, в себе? – тихо начал Егорыч, отвернулся от экрана и пока ещё легонько постучал пальцами по столу. – Это же стопроцентное алиби! У вашего этого сына Пифа…
Ванга и Сухов осторожно кивнули.
– Нет, вы что творите, мать вашу?! – не выдержал Егорыч. – Значит, у нас два эпизода, но с резиновой куклой у вас проходит свидетелем какой-то бомж, а на момент убийства у подозреваемого чистое и очень хорошее алиби… Вы что творите, спрашиваю?!
– Он не какой-то бомж, – пытается возразить Ванга.
– Кольцо!
– Что?
– Опять кольцо ваше, – Егорыч стукнул по столу кулаком.
– Простите, – такое впечатление, что Ванга поперхнулась.
– Катерина, Сухов, вы окончательно сбрендили?
– Этот Дюба, – быстро проговорил Сухов и поправил сам себя, – Гражданин Родченко… В разведке служил.
– И что?
– С Игорем Рутбергом, – вставила Ванга. – Он его нашёл сейчас. Там такое дело: Рутберг ему жизнью обязан…
– Катерина! – прервал её Егорыч. Нахмурился: – В смысле… Это тот самый Рутберг?
Сухов кивнул:
– Так точно. Адекватность свидетеля…
– Ну вы даёте! – казалось, Егорыч отказывается верить и своим ушам, и своим глазам. – Чего-то у вас как ни подозреваемый, так олигарх. И у всех стопроцентное алиби. У вас что – классовая ненависть? Может, ещё за правительство возьметесь? Или ещё выше, – Егорыч ткнул указательным пальцем в потолок. – Нет, ну вы, правда, в себе, клоуны?!
– Нет ненависти, – тихо сказала Ванга.
– Не слышу?
– Мы нашли его, товарищ полковник, – горячо произнесла Ванга. – Была связь между квартирой Кривошеева и… издательством. Текстом Форели. Мы нашли её. Связь. Это был он! И свидетель наш…
– Так у него ж алиби, – рассмеялся Егорыч. – по основному эпизоду дела.
– Да, – согласился Сухов. – И мы уже какие только версии…
– Чего будете ему вменять-то? Непристойное поведение без отягчающих обстоятельств?
– Именно, что с отягчающими! – возразил Сухов. – Последствиями. Очевидно, что это уже не просто…
– И знаете, чего он вам скажет? – прервал его Егорыч. – ну-ка, давай, Ванга, дочка, что там мы ему вменяем? Давай, я пальцы зажимаю.
– Как минимум, незаконное проникновение в жилище.
– Так, – Егорыч загнул мизинец. – Раз!
– Телефонный терроризм…
– Ну, допустим, – Егорыч загнул безымянный палец и поправил Вангу. – телефонное хулиганство.
– Препятствие ходу следствия…
– Э-э-э, красавица моя, это ты уж не перегибай. Какое препятствие какому следствию? Тому, что у тебя в голове? Квартира Кривошеева сдается под бордель. Вот он и принёс в бордель резиновую бабу. Всё. Точка. Очень плохо, но… ненаказуемо. А то ещё и не сам. А попросил кого занести. Григорьеву, говорите, что-то типа пасынка? Значит, адвокаты будут минимум из «Гафаров и партнёры», а то ещё и пожирней. Нет у вас ничего!
– Вы же знаете, что это была инсталляция, товарищ полковник, – проговорил Сухов. Не просто принёс.
– Э-э, мил человек, а вот тут ты слушай сюда! Совсем заигрались в колечкины сложности, да? Оба?! – глаза Егорыча завращались; плохой признак; шеф заявил с нажимом: – Просто принёс! А кто там эти записки ваши на стенку приклеил и прочее – знать он не знает. Вот, что он вам заявит. И будет прав.
– Но телефонный звонок, – Сухов подумал, что Ванга отчаянно хватается за последнюю соломинку – это он сейчас услышал в её голосе.
– Ванга, дочка, вот ты же умная, – Егорыч вновь хлопнул по столу, но уже не сильно и ребром ладони. – Нет никаких следов: ни пальчиков на трубке, ни ДНК, даже голос – монтаж, записи. Кто звонил, чего звонил, откуда я знаю? Допустим, этот ваш Дюба – добросовестный свидетель, и чего? Притон накрыли?! Молодцы! Вот и занимайтесь притонами. Нету ничего! Ищите что-то существенное. Чтоб его закопать по самое не могу можно было. А пока ничего нет. И это плохо.
Егорыч отвернулся и принялся рассматривать стену. Сообщил, видимо, портрету министра:
– Дело резонансное. Федералы берут себе. Вас пока на подпевку. Но если отстранят – лучше самим в солнечный Магадан.
Сухов и Ванга вытянулись по струнке и угрюмо молчали. Потом Ванга что-то тихо произнесла, даже Сухов не расслышал.
– Прости, Катерина? – Егорыч помахал раскрытой ладонью у своего уха.
– Мы совсем рядом, – повторила Ванга.
– Так кто ж спорит-то, – смягчаясь произнёс Егорыч. – Ну да, инсталляция, как вы говорите, конечно. И с точки зрения твоей логики, ты права. Но с точки зрения доказательной базы – ноль. Фиг! Жилище индейца фигвам.
– Будет доказательная база, – пообещал Сухов.
Егорыч даже удивился, хмыкнул:
– Вот сладкая парочка…
– Мы не сладкая парочка, – сказала Ванга.
– Ещё чего мне тут на рабочем месте не хватало, – строго заявил Егорыч. Потом спросил уже совсем другим тоном: – Ну, и где он – этот ваш Пиф?