Телефонист

– Сто девяносто тысяч четыреста три, – сказала Ванга.

– Ну да, – Сухов кивнул, посмотрел на Форель. – Что она может для него значить? Есть какие-нибудь мысли?

– Не знаю, – тот пожал плечами. – И не для него, для кого-то из нас скорее… Старый номер телефона, банковский счёт, сумма неотданного долга, почтовый индекс, чья-то зарплата… что-то простое. И адресное.

– Ну, у меня не такая зарплата, – с облегчением вздохнул Сухов.

– Я даже посмотрел, сколько стоили наши с Ольгой поездки, – кисло признался Форель. – Не совпадает. Хотя Ольга для него тоже, безусловно, теперь часть «семьи»; видите, я и её поставил под удар.

– Ладно, хорошо, – Сухов снова поморщился. – Давайте теперь к этому вашему… термину. Уточните всё-таки.

– Ну, и тут я не знаю наверняка, – признался Форель. – Могу только сказать, как у меня в книгах. Но это, некоторым образом, сборный, сконструированный образ по тому, что описано в специальной литературе по серийникам.

– А супергерой? Изменённое состояние сознания? Ступени восхождения к… сверхчеловеку – это уже ваше? – поинтересовалась Ванга.

– Нет, это всё тоже встречалось. В разных количествах и пропорциях.

– И неужели с психиатрической точки зрения описывалось как «норма»?

– Это не ко мне, – улыбнулся Форель. – Я не знаю, что такое «норма». Да и с психиатрами нынче непросто.

– Пусть с вопросом, насколько он психопат, всё же доктора разбираются, – предложил им Сухов.

– Ну да, – кивнул Форель. – Совершенно дееспособный психопат. Вне какой-либо гуманистической парадигмы. В том смысле, что полная дегуманизация: для него люди – лишь функции или даже отражения его самого.

– Человек-желудок, человек-вагина, – Ванга бросила на него прямой, чуть насмешливый взгляд.

– Как ни странно, именно так. Поэтому – обладание. В том числе, и в крайней форме тоже. Они все с ним, кого он убил. Как бы… шаги, ступени к супергерою, он возносит их с собой.

– А куда? – вдруг отвлёкся от раздумий Сухов. – Это может быть физически объективизировано? Или только внутри его больного ума? Простите, кто о чём, а лысый о расчёске: искать можно?

– У меня в романе есть такое место… Он называет его…

– Счастье? – улыбнулась Ванга.

– О, запомнили, – Форель ей покивал. – Он, конечно, абсолютно свихнулся, и в своих предсмертных видениях, перед тем, как взлететь, пробив лёд, супергероем, он уверен, что чуть ли не облагодетельствовал всех, кого убил. Испытывает к ним что-то типа чудовищной формы нежности, такая жуткая любовь обладания. Опасный аспект любви, гипертрофированно доведённый до своей противоположности.

– Но это всё же книжный персонаж, – указал Сухов.

– Ну да, немножко увлёкся. Простите, – согласился Форель. – Просто пытаюсь нащупать…

– Обладание… – Сухов щёлкнул языком. – И вы утверждаете, что он… и нас втянул в этот круг?

– Предполагаю только, – сказал Форель. – Да, обладание. Но у каждого и нас своя функция. Вы – игра, соперничество, опасная игра-борьба, ребусы. «Поймай меня, если сможешь». Я – книги, возможно, то, что смог думать, как он, представил, как работает его, конечно, больной хищный ум; отсюда интерес, сюжеты… Тоже игра, в конечном итоге. В каком-то извращённом смысле, он нас даже уважает, поэтому и снизошёл до общения с нами. Как уважают противника, которого при необходимости убьют, не задумываясь.

– Поэтому, как вы выразились, «семья»? Ведь ваш термин? – отметила Ванга. – Мы части его этой бредовой «семьи»?

– Очень приблизительный термин, – Форель постучал подушечками пальцев по краю стола. – Да, в этом смысле мы для него важны. И это может стать опасным для наших близких. Они тоже часть «семьи», но функции, которые можно переставлять как угодно. Ольга очень удобна, чтобы манипулировать мной. Ксения, уж простите, Сухов, – прямой и самый короткий путь к вам. Пока конструкция прежняя, и функции определены – всё нормально. Но стоит чему-то измениться… Я вовсе вас не пугаю, но мы все на грани. Поэтому так опасно, что вас отстранили. Я бы очень хотел ошибаться, но…

– Договаривайте, – сказал Сухов. Его взгляд сделался каким-то тёмным.

– Если б вас отстранили в самом начале – нет проблем! Он нашёл бы себе другую «семью» для своих ядовитых игр.

– Обладание, «семья» никуда не делись, но статус-кво нарушен. Вы это имеете в виду? – спросила Ванга.

Форель кивнул:

– Привычные функции изменились. И как он захочет там дальше применить своё право на обладание… Условно говоря, если я вдруг перестану писать то, что попадает ему в унисон, он, так же всё ещё считая частью «семьи», спокойно перережет мне горло. Просто реализует, употребит функцию по-другому. Понимаете, о чём я?

– Мы в безопасности, пока пляшем под его дудку? Что-то вроде этого, – сказала Ванга.

Форель покивал:

– Пока играем отведённые нам роли. Ему с нами интересно. Поэтому, Сухов, он и говорил, что разочарован, когда вы чего-то не догоняли… Понимаете? И лишить его этого…

Сухов мрачно слушал, но, видимо, жестикуляция или слегка наивный напор Форели его смягчили. Он посмотрел ему в глаза, усмехнулся: