– Что он ещё-то может скрывать?
– Я не знаю. Это странное ощущение…
– Ну, говори.
– Как будто он бы и хотел, но сам не убеждён. Или не доверяет, что ли… Не знаю.
Ванге вдруг вспомнился Дюба. Как он указал ей на сердце и сказал, что она должна допустить туда тьму. А потом научиться видеть в этой тьме.
– Микола Васильевич Форель, – пробормотал он, подготавливая айпад для съёмки на камеру и включая телевизор. – Думаю, пришла нам с тобой пора проститься, дальше я буду писать под своим именем. Ты был неплохим парнем, но чего-то гонорар за предательство великоват.
Хмыкнул нервно, поймал себя на том, что вообще эта болтовня вслух всё-таки не в его духе, нервное всё это…
– Ну простите, человек может и устать, – заявил он и скривился. Поднялся, чтобы пройти на кухню и сварить ещё кофе, всё же бросил по дороге: – Эх, Аркаша, ну как же можно быть таким самодовольным кретином…
Если Ольга права, конечно. Ольга его раскусила.
– А кто раскусит саму Ольгу? – вопросил он в пустоту. Да сегодня просто праздник нервных реакций какой-то. – Кто раскусит женщину, которую я люблю?
Ольга не стала с ним сбегать. Только ли из-за этого верзилы Алексея? Или она всё ещё не доверяет ему? Жизнь научила её быть скрытной, что ж, он понимает её, женщину, которую любит и намерен защитить. Жизнь нас всех приучила быть скрытными. И если им суждено остаться вместе, то придётся пройти огромный путь…
Через Вангу Ольга попросила его привезти папку, где он хранил сканы паспортов. Что ж, разумно, Ванга не должна была знать, что именно её интересует. Фотка на паспорт – всегда сплошное уродство, а тут скан.
«Её подозрительность, – подумал он, наблюдая, как Ольга разглядывает нужную фотографию. – Да её паранойя похлеще моей».
А потом Ольга облегчённо улыбнулась, сказав, что всё нормально. Но был один миг, который не смог укрыться от его проницательного писательского взгляда, и Великий Урод в этот момент восхищённо ему аплодировал в своей зловонной тьме. Один миг, когда на красивом лице Ольги образовалась тревожная складка, словно лицо на фотографии ей могло бы показаться знакомым или напомнить кого-то; один миг: тревожная складка, и красивые разноцветные глаза изучают фотографию с какой-то темноватой алчностью (вот тут пой, радуйся, Великий Урод!), а потом облегчённая улыбка. Нет, к счастью, нет сходства, всё нормально. И он снова целовал женщину, которую любит, целовал, успокоившись. Ольга улыбалась, она действительно расслабилась, нет тревожных складок, и она снова была нежна. А он почему-то подумал: «Интересно, если она допускает мысль, что я – чудовище, то почему она здесь?» И от этого Великий Урод, наверное, тоже пришёл в восторг.
Он вернулся с чашкой кофе в свой кабинет, уселся между камерой айпада и работающим телевизором и включил запись:
– Привет, – сказал он и отхлебнул кофе. – Никогда не прибегал к таким фокусам. Но, видать, жизнь припёрла… Сухов и Ванга, это обращение прежде всего к вам, – подумал, допустил: – Ну, не только. Вот за моей спиной канал «РБК», видно число и время, когда сделана запись, – он отодвинулся, позволяя экрану включённого телевизора попасть в камеру. – Это чтобы внести ясность, если какие-либо мои последующие действия и заявления покажутся только реакцией на события.
Снова уселся поудобнее, пригубил кофе, кивнул в глазок камеры:
– Я намерен остановить Телефониста, кем бы он ни был. Эндшпиль, я уже говорил, всё решится в ближайшее время… Мы ничего не знаем о самих себе, тем более, о тех, кто находится рядом. Это всего лишь версия, однако если случится так, что вы сейчас смотрите эту запись без меня, то, увы, я оказался прав. Но прежде предварительные замечания: Аркадий Григорьев, Аркаша, – с трудом удержался, чтобы уменьшительное имя не прозвучало насмешкой, а то и похуже, – конечно, конченный идиот, но он сослужил этому делу хорошую службу. Так сказать, расчистил поле, сбил точки равновесия…
Он говорил долго, и недопитый кофе на его столе уже остыл. А новости на канале «РБК» сменились передачей с ведущими, которым он когда-то давал интервью. Потом он откинулся к спинке своего любимого рабочего кресла и несколько устало посмотрел в окно. Камера оставалась включённой, и он снова повернулся к ней:
– И последнее: если мои рассуждения верны, то сотрудник издательства Максим Епифанов, которого вы прозвали Пифом, оказался первой реакцией Телефониста на изменившуюся ситуацию. Если я прав, то думаю, что, – он пару раз моргнул, словно на его лоб наползла тень, и таким образом можно было её сбросить, и кулаком с оттопыренным большим пальцем показал себе за спину на трансляцию РБК: – что на сегодняшний день Пиф уже мёртв.