Телега жизни

Досрочная ранняя старость,
Похожая на пораженье,
А кроме того – на усталость.
А также – на отраженье

Лица в сероватой луже,

В измытой водице ванной:
Все звуки становятся глуше,
Все краски темнеют и вянут.

Куриные вялые крылья

Мотаются за спиною.
Все роли мои – вторые! —
Являются передо мною.

Мелькают, а мне – не стыдно.

А мне – все равно, все едино.
И слышно, как волосы стынут
И застывают в седины.

Я выдохся. Я – как город,

Открывший врагу ворота.
А был я – юный и гордый
Солдат своего народа.

Теперь я лежу на диване.

Теперь я хожу на вдуванья.
А мне – приказы давали.
Потом – ордена давали.

Все, как ладонью, прикрыто

Сплошной головною болью —
Разбито мое корыто.
Сижу у него сам с собою.

Так вот она, середина Жизни.

Возраст успеха.
А мне – все равно.
Все едино. А мне – наплевать. Не к спеху.

Забыл, как спускаться с лестниц.

Не открываю ставен.
Как в комнате,
Я в болезни
Кровать и стол поставил.

И ходят в квартиру нашу

Дамы второго разряда,
И я сочиняю кашу
Из пшенного концентрата.

И я не читаю газеты,

А книги – до середины.
Но мне наплевать на это.
Мне все равно. Все едино.

1966

В сорок лет

Ночной снегопад еще не примят
утренней тропкой – до электрички.
Сотрясая мост через речку,
редкие поезда гремят.
Белым-бело не от солнца – от снега.
Светло не от утра – светло от луны.
И жизнь предо мной – раскрытая книга
в читальном зале земной тишины.
И сорок лет,
те, что прошли,
и те года, что еще придут,
летят поземкой вдоль земли,
покуда бредешь, ветерком продут.
Не хочешь отдыха и ночлега,
а только – шагать вдоль тишины,
покуда бело не от солнца – от снега,
светло не от утра – светло от луны.

Давид Самойлов 1920–1990

Зрелость

Приобретают остроту,
Как набирают высоту,
Дичают, матереют,
И где-то возле сорока
Вдруг прорывается строка,
И мысль становится легка.
А слово не стареет.

И поздней славы шепоток

Немного льстив, слегка жесток,
И, словно птичий коготок,
Царапает, не раня.
Осенней солнечной строкой
Приходит зрелость и покой,
Рассудка не туманя.

И платят позднею ценой:

«Ах, у него и чуб ржаной!
Ах, он и сам совсем иной,
Чем мы предполагали!»
Спасибо тем, кто нам мешал!
И счастье тем, кто сам решал, —
Кому не помогали!

«Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал…»