Телега жизни

Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал.
Я любил, размышлял, воевал.
Кое-где побывал, кое-что повидал,
Иногда и счастливым бывал.

Гнев меня обошел, миновала стрела,

А от пули – два малых следа.
И беда отлетала, как капля с крыла,
Как вода, расступалась беда.

Взял один перевал, одолею второй,

Хоть тяжел мой заплечный мешок.
Что же там, за горой? Что же там – под горой?
От высот побелел мой висок.

Сорок лет. Где-то будет последний привал?

Где прервется моя колея?
Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал.
И не допита чаша сия.

«Луч солнца вдруг мелькнёт, как спица…»

Луч солнца вдруг мелькнёт, как спица,

Над снежной пряжею зимы…
И почему-то вновь приснится,
Что лучше мы, моложе мы,

Как в дни войны, когда, бывало,

Я выбегал из блиндажа
И вьюга плечи обнимала,
Так простодушна, так свежа;

И даже выстрел был прозрачен

И в чаще с отзвуками гас.
И смертный час не обозначен,
И гибель дальше, чем сейчас…

1957

Александр Межиров 1923–2009

«Люди, люди мои! Между вами…»

Люди, люди мои! Между вами
Пообтерся за сорок с лихвой
Телом всем, и душой, и словами, —
Так что стал не чужой вам, а свой.

Срок положенный отвоевавши,

Пел в неведенье на площадях,
На нелепые выходки ваши
Не прогневался в очередях.

Как вы топали по коридорам,

Как подслушивали под дверьми,
Представители мира, в котором
Людям быть не мешало б людьми.

Помню всех – и великих и сирых, —

Всеми вами доволен вполне.
Запах жареной рыбы в квартирах
Отвращенья не вызвал во мне.

Все моря перешел.

И по суше
Набродился.
Дорогами сыт!
И теперь, вызывая удушье,
Комом в горле пространство стоит.

«У человека…»

У человека
В середине века
Болит висок и дергается веко.
Но он промежду тем прожекты строит,
Все замечает, обличает, кроет,
Рвет на ходу подметки, землю роет.
И только иногда в ночную тьму,
Все двери заперев, по-волчьи воет.

Но этот вой не слышен никому.

«В огромном доме, в городском июле…»

В огромном доме, в городском июле,
Варю картошку в маленькой кастрюле.

Кипит водопроводная вода, —

Июльская картошка молода, —
Один как перст,
Но для меня отверст
Мир
Накануне
Страшного
Суда.

На всех пространствах севера и юга

Превысил нормы лютый зной июля.

Такого не бывало никогда, —

Ах, Боже мой, какие холода…

Варю картошку в мире коммунальном,

Равно оригинальном и банальном.

Мудрей не стал, – но дожил до седин.

Не слишком стар, – давным-давно один.

Не слишком стар, давным-давно не молод,

Цепами века недоперемолот.

Пятидесяти от роду годов,

Я жить готов и умереть готов.

Булат Окуджава 1924–1997

«Быстро молодость проходит, дни счастливые…»