Телегония, или Эффект первого самца

– Но я его не знаю. – Слезы вновь полились из моих глаз. – Я только письма его читала. Мы же не виделись ни разу, откуда ему знать, какой я человек?

– Конечно, вы его знаете, – заверил майор. – И вы не пожалеете об этом знакомстве. Он настоящий фанатик. Это я ввязался в эту авантюру ради денег и власти. А для него нет ничего важнее науки. Как и для вас, верно?

Я лишь молча покачала головой. Нет, для меня сейчас важнее было совсем другое. Моя жизнь, жизнь Платона, Ромка, мои дети… До науки мне не было дела.

– Когда он приехал в наш городок три года назад, – продолжал майор, – я сначала подумал, что он просто псих. Маньяк. Я выслушал его, и мне, не поверите, стало страшно. Но у меня дочка серьезно заболела… Ее парень бросил, беременную, а она сдуру химии ядовитой нахлебалась. В больнице думали, что не откачают.

Этот урод толстый, Рыбалко, меня подготавливать начал: мол, крепитесь, мы сделали что могли… – Лицо Федотова передернулось от гнева. – Погибли бы и Лидочка, и ребенок. Но Самойлов, святой человек, спас обоих. И после этого предложил мне… Я ему не поверил сначала. Думал, брехня все, ничего у нас не получится. Невозможно похищать людей так, чтобы не было следов. Невозможно выращивать из кусочков кожи целые органы. Он понял, что я не верю. И на мой счет пришло сразу пять тысяч евро от фонда Фороса. И я согласился на все. Я не стал бы этого делать ради науки. Но ради своей дочери и внука сделал. И буду делать сколько понадобится.

– Спасибо на добром слове, Александр Тихонович! – раздался от двери знакомый голос. – Молодец, сынок, отличная работа! Вероника Николаевна, прошу вас, извините за опоздание. Негоже заставлять прекрасную даму ждать, но старость – не радость, не успеваю теперь и половину задуманного. Но наш научный спор, уважаемая профессор Нежданова, мы с вами продолжим. Правда, теперь – на практике.

Я медленно оглянулась, пытаясь убедить себя, что ошибаюсь и этот приятный мужской голос не принадлежит безобидному добряку, милому судмедэксперту Кириллу Петровичу.

Глава 43

Мы с профессором Самойловым прогуливались по вымощенным плитками аллеям его двора. Светило яркое сентябрьское солнышко, с ветвей высоких дубов пели птицы, мимо прошмыгнула серая кошка с пушистым хвостом и вытянутой, как у шпица, мордой. Прогулка выглядела бы сплошной идиллией, если б не автоматчик на вышке и сидевший на скамейке возле забора Стас. Платона куда-то унесли два мужика в камуфляжной форме, но Кирилл Петрович заверил меня, что никакого вреда ему не причинят. По крайней мере, пока я буду хорошей девочкой. Я никак не могла понять, что он задумал, и оттого на душе было на редкость погано.

– Не волнуйтесь так, милая Вероника Николаевна, – по-отечески успокаивал меня Самойлов. – В доме идет небольшая подготовка к заключительной части нашего спора. Я, как человек культурный, не могу допустить, чтобы вы скучали в ожидании. Лучше мы погуляем, полюбуемся на красоту вокруг, побеседуем. Разве вам не интересно побеседовать со мной не в письмах, а лично?

– Я не могу сейчас вести научные споры, – честно призналась я. – Не в том состоянии. Лучше скажите, зачем роддом-то сожгли? Чего вы боялись? Неужели в этом городке у рожениц заполняют генетические карты?

– С роддомом накладка вышла, – вздохнул Кирилл Петрович. – Мои люди слушали все ваши разговоры с Платоном и регулярно докладывали мне. А тут вы утром решили ехать в роддом, они мне звонят, а я, как назло, на планерке. Ну не могу же я при всех их выслушать и приказ отдать! Разбираться не стал, коротко велел действовать по обстановке. А эти орлы биофак не кончали, да что там, и ПТУ-то закончили с трудом. Как им разобраться, хранится в архиве роддома что-то опасное для нас или нет? Ну и сожгли его от греха подальше.

От его равнодушного тона повеяло таким холодом, что меня начало знобить.

– Что с вами, дорогая Вероника Николаевна? – забеспокоился Самойлов, увидев, как я, дрожа, плотнее кутаюсь в легкий плащик. – Вам холодно? Что же вы молчите, упаси боже, еще простынете! Хотите вернуться в дом или, может, вам меховой жилет принести? Так Стас сейчас сбегает!

– Что вы собираетесь сделать со мной?

– Ну что же вы так, милая моя! – огорчился эксперт. – Вы же не допускаете мысли, что я вульгарный маньяк? И что способен подвергнуть вас, к примеру, сексуальному насилию? Мы с вами – ученые, и только об этом вам следует сейчас думать.

– Не могу, – помотала я головой. – Я начинаю жалеть, что я ученый. Лучше бы я была простой домохозяйкой и сидела бы сейчас дома, с любимым мужем…

– Как же так? – Его огорчение становилось все сильнее. – А как мне понравилось, когда я спросил вас про работу, а вы ответили, что не можете ее бросить ради семьи! Мы с вами родственные души, вы ведь тоже поняли это тогда.

Я молчала, напрягая память. Когда я сказала, что не могу бросить работу? Не было такого! Нет, было… В памяти всплыл радужный бокал, треснувший в моей руке, кровь на тонкой стеклянной ножке-лепестке… Случайно ли треснул бокал?

– Кирилл Петрович, те прекрасные бокалы – это подарок Стаса? – внезапно спросила я.