Телеграмма Берия

Присутствие Валерии Алексеевны за кулисами всех этих работ ощущалось постоянно. Это не было давление или угроза, это было скорее ощущение того, что в нужный момент некий сильный интеллект положит результаты работ на свой стол, а мы соберёмся вокруг этого стола. Тут Троицкая своей скороговоркой скажет обязательное «Ну, дети мои…» и начнёт разбирать результаты, спрашивая пояснения от исполнителей. И как-то всегда так получалось, что вроде ничего особенного она не говорила, но вдруг прояснялось значение этих наблюдений в системе знаний, становилась важна идея наблюдений, и определялись сами собой те направления, куда надо двигаться дальше. Часто случалось так, что идею для развития работы предлагал кто-то из сотрудников, но только после того, как Валерия Алексеевна высказывала несколько комментариев к этой идее, становилась ясной её настоящая ценность (или наоборот, завиральный характер идеи). Припомнить что-либо подобное из опыта своей работы в Институте физических проблем я не мог, там чётко ощущалась разница между учёным — руководителем работ и техником или инженером исполнителем.

В декабре 1963 года меня, Лёню Баранского и Валю Воронина вызвали к Троицкой. Речь пошла о совместных советско-французских работах по исследованию микропульсаций магнитного поля Земли в сопряжённых точках. Выяснилось, что сопряжёнными точками называют две точки на поверхности Земли, где проходит одна и та же силовая линия магнитного поля — в северном и в южном полушариях. В южном полушарии выбирать ничего не приходилось — там, у французов, существовала геофизическая обсерватория на острове Кергелен в центре Индийского Океана. Задача состояла в том, чтобы подобрать по геомагнитной карте сопряжённую с этой обсерваторией точку в северном полушарии и расположить в обеих точках комплекты идентичного оборудования для измерения и регистрации вариаций магнитного поля Земли.

В сущности, работа была уже наполовину сделана — комплект аппаратуры французского производства уже был установлен на Кергелене, а второй комплект французские инженеры привезли в Москву. Оставалось найти подходящую точку на севере Европейской части СССР, отвезти туда аппаратуру и запустить её в эксплуатацию.

Вся эта затея могла окончиться большим провалом, если бы не внимательное отношение к делу Валерии Алексеевны. Она сразу спросила нас, собравшихся: «А кто из вас видит препятствия на пути этого проекта?»

Это был тот самый вопрос, который стоило задать. Тут же выяснилось, что нужная нам точка находится в Архангельской области в верховьях реки Пинеги. Железная дорога проходит от этого места на расстоянии 180–200 км (город Котлас), шоссейная дорога до места отсутствует, хотя с декабря по март существуют укатанные зимние дороги. Единственное круглогодичное средство транспорта — самолёт. Причём там летают только АН-2 (1200 кг груза или 12 пассажиров).

Электроснабжение в этом регионе отсутствует. Деревни и посёлки все имеют автономные дизель-генераторы, обычно свет подаётся утром с 6 до 10 часов и вечером с 6 до 11 часов. Для производства круглосуточных геофизических наблюдений необходимо обеспечить автономную выработку электроэнергии, то есть иметь собственную электростанцию. Экспедиционный отряд должен иметь в своём распоряжении хорошую машину, приспособленную к условиям Архангельского Севера.

Для решения этих задач требовалось время, между тем обнаружился ещё один неприятный факт — никто в отделе ЭМПЗ, за исключением Валерии Алексеевны, не говорил и не читал по-французски. Все описания и инструкции к аппаратуре были составлены на французском языке и требовали перевода, а те люди, которые собирались обслуживать эту аппаратуру в Архангельской области, должны были хоть как-то с ней ознакомиться.

«Дети мои! — сказала Троицкая, — я вижу только одно решение — отправляем всех троих французов с аппаратурой в Борок к Большакову, вы будете пасти их там, запустите аппаратуру, разберётесь, как она работает, напишете перевод инструкций, для этого Иностранный отдел Академии Наук даёт вам в помощь профессиональную переводчицу».

Слишком долго было бы рассказывать об идиотизме бюрократов из Президиума АН СССР, не сумевших согласовать с КГБ разрешение для французских учёных на поездку в поезде Москва-Рыбинск. В результате нам пришлось везти гостей в академической машине ЗИМ по всей дороге до Мышкина, высаживать их в Мышкине из машины, пускать машину своим ходом по льду через Волгу, а самим всем бежать по тому же льду через Волгу пешком — и русским, и французам. Слава Богу, никто под лёд не провалился!

Долго ли, коротко ли, через 3 недели инструкции были переведены, аппаратура проработала в Борке 15 дней непрерывно, собрали, упаковали, отправили в Сотру Архангельской области. А затем и сами туда же отправились, положили начало великой эпопее Сопряжённых Точек.