Телеграмма

Синта очень долго мылась. Может быть, хотела потянуть время. Я начал склоняться к тому, что лучше будет солгать. Ибо у меня не было уверенности в том, что её отношение ко мне не переменится, узнай она, что я ей никто. Просто случайный встречный, пожелавший излить свою бесконечную ненависть ко всяческому... всяческому притеснению. Мать Синты состояла со мной в дальнем родстве. Она была девица неопределенного склада и все никак не могла решить, какой образ жизни предпочитает. Ее воспитали так, что она была не способна распоряжаться собственной судьбой. Не будучи в браке, она забеременела от одного своего школьного приятеля и, на свою беду, не смогла заставить его жениться. Трудно объяснить эту ситуацию тем, кто не знаком с балийскими обычаями. Семья этого парня принадлежала к более низкой касте и не могла официально свататься к пострадавшей. Дело можно было уладить только умыканием невесты. Но его родственники, кажется, имели какие-то свои виды: то ли не хотели признать собственную худородность, то ли вообще не хотели этого брака. Короче говоря, они настаивали на официальном сватовстве. Родители девушки не уступали, потому что вопрос задевал честь всего нашего семейного клана. Конфликт затянулся до бесконечности, потому что прямых переговоров между собой семьи не вели. В конце концов брак не состоялся, а беременность тем временем пошла на восьмой месяц. Тогда возникла идея избавиться от новорожденного, отдав, его любому, кто согласится его взять. Почти все члены семьи высказались за это. Вот тут-то меня и охватило геройское воодушевление. Я отверг предложенный план и объявил, что возьму пострадавшую девицу за себя. Потом родилась Синта.

В наступившей вечерней тьме небо заволокло. Но дождя не было. Стало душно. Тетушка не появлялась, и я вполне мог завести с Синтой долгий разговор. Когда мы поужинали, я опять сел играть с ней в домино. Потом мы обсудили планы домашней уборки, которую необходимо было произвести перед отъездом на Бали.

Я еще чувствовал слабость. Но откладывать тяжкое объяснение, которого Синта явно стремилась избежать, мне не хотелось.

— Так вот, Синта, — заговорил я, возвращая ее в атмосферу взрослой жизни. Вдруг я превратил себя в искусного рассказчика. Расписал, как однажды женился на Розе, горячо любимой мною женщине. Она так же горячо любила меня. Она была красавица. Умница — все понимала. И обладала всем, что требуется мужчине. Она понимала, почему я должен работать целыми днями. Почему я не строю свою жизнь так, как положено всякому человеку. Почему я не желаю тратить время на все мелочи изысканного этикета. Почему то и почему это... Словом, я изобразил Розу совершеннейшей из женщин. Она всегда являлась ко мне на свидания, когда бы я ни захотел ее вызвать. Она всегда была готова сделать все, что бы я ни пожелал.

—      Вот какая была мама, — завершил я свое описание.— К несчастью, когда родилась ты, маме пришлось лечь на операцию. Потом у нее было осложнение, и спасти ее не удалось. Вот поэтому ты с младенчества и не знала своей матери. Но поверь, мне, она была прекрасная и разумная женщина. Другую такую маму вряд ли еще найдешь.

Когда-нибудь я покажу тебе ее фотографию.

Синта слушала меня, опустив голову. Она обдумывала мои слова, но не была потрясена ими. Я засомневался, уж не проведала ли она, что я ее обманываю. Но делать было нечего.

Оба мы молчали.

Потихоньку надвигалась ночь. Меня снова начало клонить в сон.

—      Папа, — сказала наконец Синта.

—      Да? — как можно ласковее отозвался я.

Синта встала и пошла к себе в комнату. Я в удивлении ждал. Стал гадать про себя, вдруг у нее есть какие-нибудь доказательства, что моя история высосана из пальца. Если это так, то не поздоровится от меня тому, кто сказал ей правду. Особенные подозрения мне внушала ее мать, которая теперь была замужем за китайцем. Эта женщина, не соображая, какую бурю она может вызвать, все время писала Синте письма о том, что она ее родная мать. Я уже несколько раз предупреждал ее, что это пагубно подействует на девочку. Более того, я недвусмысленно заявил ей, что, раз она в свое время согласилась избавиться от ребенка, значит, у нее нет никакого права требовать Синту обратно, после того как я с таким трудом воспитал ее. Но она не прекращала своих поползновений. Она вечно изобретала какие-нибудь хитрости, чтобы подобраться к Синте и задурить ей голову своими россказнями. Когда Синта, впервые приехав со мной на Бали, услышала сплетни о себе, она пережила некоторое потрясение. Целый месяц .ходила сама не своя. К счастью, в конце концов мне удалось восстановить ее доверие ласковым обращением и разными уловками. С того времени Синте и самой не хотелось ездить на Бали. Письма, которые ей слала та женщина, она отдавала мне. Одно из них я даже прочел. Три других, не читая, бросил в огонь. Мне не хотелось тратить свое время ради того, чтобы возненавидеть эту женщину еще сильнее.

Синта вернулась из комнаты. Точно, с письмом в руках. Она была взволнована.

—      Папа, — сказала она, — я получила письмо.