Телемак

Потом Телемак спешил к феакиянам, которых корабль стоял у берега, и, встретив одного из них, старца, спросил его, откуда и куда они шли и не видали ль Улисса? Старец отвечал:

– Мы идем из своей родины, Феакии, в Эпир за товарами, Улисс, как ты уже слышал, был у нас, но недолго.

– Кто ваш спутник, – прервал Телемак, – тот, который ходит в глубокой грусти вдали от всех, одинокий, в ожидании попутного ветра?

– Он не наш соотечественник, – отвечал старец, – и нам совсем неизвестен, говорят, что его зовут Клеоменом. По сказаниям, он родом из Фригии. Прорицание будто бы еще прежде его рождения предрекло его матери, что он будет царем, если не останется в отечестве, в противном случае боги в гневе покарают Фригию жестокой моровой язвой. Родители отдали его, еще младенца, мореходцам отвезти в Лесбос, где он и воспитывался втайне за счет отечества: изгнание, от которого зависело спасение Фригии. Потом он возмужал, возрос в силе, в приятности, искусстве в телесных упражнениях, показал даже отличный вкус и ум в науках и изящных художествах, но нигде не находил гостеприимного крова. Молва о предсказании прорицалища распространилась, все знали его, куда он ни показывался, цари смотрели на него как на похитителя престолов. Таким образом, он с юного возраста скитается без приюта в целом мире, даже в странах, отдаленных от его отечества, и род его и предсказание о нем известны с первого его во всяком городе шага. Сколько он ни старается скрываться в безвестности и вести жизнь незаметную, скромную, отличные его дарования в войне, в науках, во всех важнейших событиях везде являются, наперекор ему, с блеском. Неожиданно всюду представляется ему не тот, так другой случай, где он забывает свою тайну. Отсюда все его бедствие: страшен умом и достоинствами и за то нигде не принят, во всех известных странах уважаем, всеми любим, предмет общего везде удивления, и, невзирая на то, отовсюду изгнан. Вот его участь! Он уже не молод, но не нашел еще ни в Азии, ни в Греции такого угла, где мог бы приклонить голову и жить спокойно. Без всяких видов честолюбия, равнодушный к богатству, он был бы счастлив, если бы ему не было обещано царство. Не утешает его и надежда возвратиться когда-либо в отечество: он знает, что принес бы туда с собой в дар каждому семейству горесть и слезы. Не льстит ему и царский венец – призрак, за которым он из страны в страну нехотя гоняется, невинный страдалец, гонимый судьбой и обреченный ей на потеху до старости; несчастный дар богов, который, смущая лучшие дни его, готовит ему печали в таких летах, когда человеку на закате жизни нужно уже только спокойствие. Теперь он идет, как сам говорит, в Фракию, с тем, не удастся ли ему встретить дикое, необразованное племя, собрать его в общество, дать ему законы и управлять им несколько времени: полагает, что таким образом предсказание сбудется и что затем откроется ему свободный путь в самые цветущие царства. Тогда он думает поселиться в Карии и под сельским кровом посвятить себя любимому своему занятию – земледелию. Он человек умный и кроткий, боится богов, знает людей и умел везде жить с ними мирно, не раболепствуя. Таковы слухи о неизвестном нашем спутнике.

Слушая рассказ старца, Телемак часто обращал взоры на море. Проснулось море, встал ветер, покатились к берегу волны, били в утесы и обливали их серебряной пеной.

– Прощай! – сказал старец Телемаку. – Спутники мои ждут меня, – и поспешил на корабль.

Снялись с якоря, крик нетерпеливых мореходцев раздался по всему берегу.

Неизвестный переходил со скалы на скалу, измеряя с горных вершин беспредельное собрание вод, печальный лицом и сердцем. Телемак не терял его из вида, считал каждый шаг его. Сердце его делило всю горесть добродетельного страдальца, рожденного с высоким предназначением, но бездомного, преследуемого судьбой, изгнанника из родины. По крайней мере, я, – говорил он сам себе, – может быть, еще увижу Итаку, а ему никогда уже не видеть Фригии. Находил он какое-то облегчение в своем горе, видя, что есть человек, близкий к нему по несчастью, еще и его злополучнее. Между тем странник, видя, что корабль его совсем готов, сошел со стремнины легко и свободно, как Аполлон переходит через глубокие дебри в ликийских лесах, когда, завязав свои русые волосы, с луком и со стрелами в руках, идет на охоту на вепрей и на оленей. Скоро корабль рассекал уже волны и мчался далеко от берега.