Телепатическое ружьё

Заместитель начальника очень любил вызывать сотрудников к себе в кабинет. «На ковер», так сказать. И не только любил, но и умел. Приглашение никогда не передавалось непосредственно, а только через дежурного по отделу. Дата назначалась заранее — пусть бедолага поломает головушку, помучается, стараясь вспомнить, чем это он таким провинился. (А в том, что грешки водятся за каждым, заместитель не сомневался.) Время всегда выбиралось самое неудобное — поздний вечер, выходной день, обеденный перерыв. Скрупулезно следя за точностью явки подчиненных, он никого из них не принимал сразу, а предварительно мариновал в приемной. Кулькову в этом смысле еще повезло: назначено ему было на восемь утра, а аудиенция началась уже в половине девятого.

— Скажи, Кульков, только честно — ты употребляешь? — хмуро спросил заместитель и щелкнул себя указательным пальцем по сонной артерии.

— Ни-ни… Мне сейчас что водка, что керосин, одинаково. Даже притронуться противно.

— А запах улавливаешь?

— Улавливаю.

— На каком расстоянии?

— От человека или от бутылки?

— От человека, естественно.

— Ну не знаю даже… Метров с десяти, наверное… А вы что, в ГАИ меня хотите определить?

— Нет, ГАИ как-нибудь и без тебя справится. Просто к тебе поручение одно имеется. Общественное. — Заместитель с многозначительным видом постучал карандашом по столу. — Утром, как на службу явиться, первым делом возле некоторых кабинетов прогуляйся. Каких конкретно, я тебе потом скажу. Но вовнутрь не заходи! Только принюхайся и все. И если откуда-нибудь вдруг запашком потянет — мне доложить. Ясно?

— Не ясно, — потоптавшись на месте, сказал Кульков.

— Почему? — раздраженно спросил заместитель. Он терпеть не мог, если кто-то не понимал того, что ему самому представлялось совершенно ясным.

— Я так понимаю, что вы мне стукачом предлагаете стать.

— Как ты сказал? Стукачом? Чтобы я от тебя таких слов больше не слышал! Нахватался в КПЗ от блатных! Тебе русским языком сказано — общественное поручение! Сегодня ты нам поможешь, а впоследствии, возможно, мы тебе. Учти, аттестацию на тебя мне писать придется! А вопросов по тебе много. И на работе, и в моральном плане.

— А что в моральном плане?

— А то, что имеются сигналы, будто ты в период отпуска сожительствовал с посторонней женщиной! Знаешь, как это выглядит в свете последних постановлений партии и правительства, направленных на укрепление советской семьи?

— Знаю… — вздохнул без вины виноватый Кульков. — Только общественное поручение вы мне другое дайте. Газеты, может, подшивать или в ленкомнате стулья ремонтировать.

— Да, Кульков, твоя позиция проясняется. Выходит, ошибся я в тебе. Иди… Иди и подумай на досуге над своей политической близорукостью.

Пятница считалась в отделе тяжелым днем, потому что всегда начиналась с совещания, на котором обязаны были присутствовать все сотрудники за исключением больных, отпускников и командированных. Впрочем, мероприятие это, нередко затягивающееся на час, а то и на два, совещанием можно было назвать только с большой натяжкой. Никто здесь ни о чем не совещался. Те, кто восседал в президиуме, должны были говорить, указывать, учить и требовать, а те, кто размещался в зале, должны были слушать, мотать на ус и помалкивать. Сценарий этих сборищ был всегда незамысловат и однотипен: сначала втыки и распекания, потом вздрючка и накачка, а в конце голословные призывы работать лучше. Девяносто процентов всего сказанного являлось ничем иным, как бессмысленным сотрясением воздуха. Если что-то кому-то и влетало в ухо, то немедленно вылетало через другое.

Начальник был занят какими-то неотложными делами, и совещание открыл заместитель. Он долго и скрупулезно проводил по списку перекличку, безжалостно распекал старших служб, «не обеспечивших явку», требовал от них письменные объяснения, грозил взысканием, судом чести и задержкой очередного звания — то есть вел себя, как обычно. Затем речь пошла о дисциплине, соблюдении формы одежды и отдании чести. Из слов заместителя можно было сделать вывод, что достаточно не забывать вовремя приветствовать старших, а также равных по званию, до блеска чистить ботинки, наглаживать стрелки на брюках, никогда не носить пестрых носков, а только синие — и преступники, испугавшись столь бравых стражей порядка, разбегутся сами по себе.

Аудитория, занятая своими делами, сдержанно гудела. Участковые, положив на колени планшеты, строчили рапорта и отказные материалы. Инспектор БХСС перелистывал толстую пачку актов документальной ревизии. Сыщики сообща колдовали что-то над свежими дактилоскопическими картами. В задних рядах хихикали и шуршали газетами. Особенно независимо вели себя следователи, милицейская интеллигенция, люди, в юридических науках подкованные и в суждениях смелые.

— Вы прекратите или нет?! — взорвался, наконец, заместитель. — Олиференко, вы почему Плаксина отвлекаете?