Тук… тук… Коршунов методично отчеканивал удары по столу концом металлической ручки. Взгляд исподлобья не сулил ничего, что могло бы хоть как-то обрадовать. Прямо с порога он показался мне хищником, заранее выпустившим когти.
— Давай сделаем так, дюймовочка, — сказал мне накануне Морган. — Во время нашего расчленения на ковре начальства открываем друг для друга мысли.
— Боишься, что я скажу что-то не то?
— Нет, совсем не боюсь. Уверен.
Что ж, это был не тот случай, когда я считала своим долгом возражать Моргану. Опыт взаимодействия с Коршуновым у него явно был больше, нежели мой. Пришлось уступить. Если честно, я немного побаивалась. Ох, если быть предельно честной — тряслась до самых поджилок. Но старалась изо всех сил держаться, не выказывая своего заячьего испуга.
— Не бойся, если что, вали все на меня, — подмигнул мне Морган.
С недавних пор его поведение меня совсем обескураживало. Он стал менее строгим и стал каким-то… игривым, что-ли. Нарочито внимательным, даже навязчивым, настолько, что больше мешал текущим делам, чем оказывал содействие.
Я бы решила, что он заигрывает, если бы не знала, как обычно мужчины ухаживают за девушками. Поведение Моргана явно не походило на ухаживания, скорее, на неуклюжие попытки какого-то подростка произвести впечатление на лучшую девочку класса.
Но такой мужчина как он явно должен знать, как обращаться с женщинами — я в этом была просто уверена. Слишком он был… по-суровому, по-мужски привлекателен, что-ли. Притягателен. Подкупал уверенностью в себе, силой, чувством справедливости. Отсутствующий зуб я тоже относила к мужской красоте. Шейла сказала, что Морган ей совсем не нравится и что у меня странное представление о мужской красоте. Что и говорить, пришлось согласиться с ней — совсем не понимала, почему так воспринимаю Моргана и удивлялась сама себе.
В любом случае, я не могла поверить, что Морган никогда не ухаживал за женщинами. Хотя, может, и не ухаживал. Наверняка, до Омеги женщины вешались на него гроздьями и просто не было необходимости в предварительных «ласках».
При этих мыслях почему-то становилось грустно, но я одергивала себя: у меня не должно быть никакого повода для грусти. Напротив, появился повод для радости. Морган, скорее всего, наконец принял меня как коллегу и таким поведением показывал свое профессиональное расположение. Своеобразно, но для начала совсем неплохо.
Надо позже поговорить с ним об этом — поблагодарить за помощь и навести профессиональные мосты.
Но это после того, как мы оба переживём экзекуцию у Коршунова.
— Ну и чем вы думали? — спросил Константин Викторович, встав из-за стола. Он уперся кулаками о его поверхность и глядел исподлобья. Навис над документами, а я чувствовала, будто склонился надо мной, заранее обездвижив когтистыми лапами. Какая же у него давящая натура…
Мамочки, как же страшненько.
— Случилась неудачная шутка, пришлось немного поучить парня дисциплине, — ответил Морган таким спокойным тоном, что мурашки прошлись по коже.
Как он может сохранять спокойствие в такой ситуации? Тем более с такой огромной гематомой на правой руке, начинавшейся от локтя и заканчивающейся у самого запястья. Почти вся рука вспухла и стала лиловой, а Морган, казалось, даже наплевал на свою травму. Он стоял, расставив ноги на ширине плеч, сцепил руки за спиной и отвечал на вопросы четко. Без всяких запинок, дрожи в голосе и какой-либо неуверенности. Его твердость меня успокаивала. Наверное, Морган понимал это. Но я на всякий случай послала ему искреннее мысленное «спасибо». На это он только выпятил вперёд грудь, будто готов был принять вместо меня любой удар.
— Проучить до реанимации? — Коршунов спросил это натянутым тоном, будто струна его голоса готова была вот-вот лопнуть.
Почему я так боялась? Да потому что эмпатически почувствовала, насколько он зол. И эта злость давила, ломала волю, заставляла дрожать внутренности. Поэтому я отключила эмпатию, чтобы сохранить и без того пошатнувшиеся нервы.
Всё-таки военные — это отдельный класс людей. С ними сложнее. С ними очень сложно. Иногда — просто невозможно. Почти у всех такие жёсткие натуры, что хочешь не хочешь, но приходится прогибаться. Даже если некоторые ведут себя дружелюбно, придет время, все равно наткнёшься на твердую, непреодолимую стену их воли…
— Я мог бы и убить, но решил, что этот ублюдок всё-таки не заслужил смерти, — все так же спокойно ответил Морган. — Вы же знаете, у меня каждый удар под контролем. Хотел до реанимации — сделал. Но не больше. В штурмовой по-другому нельзя, и мои всегда это знали, поэтому дисциплина всего была железная.
— Но здесь не штурмовая! — повысил голос Коршун, хлопнув ладонью о стол, а я подпрыгнула на месте. — Сейчас в твоих подчинённых только одна девка — Алисия. Все! Больше никто! Какого хрена ты ведёшь себя так, будто всё ещё воюешь в третьей колониальной на Венере?!
— Виноват, — коротко ответил Морган.
Этот несгибаемый мужчина так легко согласился… я просто не могла в это поверить. А как же защитить справедливость? Ведь Алекс получил наказание за ужасный поступок!