Закончив с корешками и пачками, я заглянул в мешки. Похоже, в них хранились депозиты, сплошь использованными купюрами, переведенные из филиалов. Я забрал все мешки, не проверив содержимого. На кровати места уже не осталось, и я спрятал мешки под кровать.
На стеллажах хранились корешки новых купюр с серийными номерами, аккуратно записанными на бумажной ленте. Их я оставил и в последний раз оглядел хранилище. Сигнализация так и не завыла. Дверь была плотно закрыта. Впрочем, какая разница? Если то, что я читал про таймеры, правда, до завтрашнего утра дверь просто так не откроешь, хоть воет сигнализация, хоть нет.
Может, оставить благодарственную записку и граффити на стену нанести? Нет, лучше не надо.
Завтра утром здесь и так будет весело.
Я прыгнул в отель.
На Таймс-сквер есть светодиодный экран с часами. Они показывали одиннадцать вечера. Операцию я провернул менее чем за сорок минут, включая прыжок за фонарем и перчатками.
На площади до сих пор было много людей, в основном молодежь, парами и группами. Одни стояли в очередь у кинотеатров, другие просто гуляли по Бродвею, заглядывая в магазинчики, которые еще не закрылись. Атмосфера царила праздничная, как в разгар масленицы.
Я заглянул в магазин, где торговали футболками с надписями – в основном превозносящими красоты Нью-Йорка.
«Добро пожаловать в Нью-Йорк! А теперь вон отсюда» – гласила одна. Я засмеялся, хотя после операции меня трясло и мутило.
В кармане у меня лежала пачка из пятидесяти двадцатидолларовых купюр. Я содрал бумажную ленту, чтобы доставать по одной, но все равно нервничал. Ссадина на затылке болела, и я постоянно оглядывался – у меня чуть ли не тик начался.
Боже, Дэви, ты ведешь себя как безумная жертва. Успокойся!
В магазине футболок также продавали товары для путешествий – дешевые нейлоновые сумки, дорожные сумки, спортивные сумки, небольшие чемоданы и рюкзаки. Вот что мне нужно! Я набрал сумок всех цветов и размеров.
Продавец внимательно наблюдал за мной, потом сказал:
– Эй, парень, либо ты покупаешь все эти сумки, либо смотришь по одной, лады?
Я как ни в чем не бывало набирал сумки, и продавец вышел из-за прилавка.
– Ты что, не слышал? – начал он, сделав злое лицо. – Я сказал…
– Я вас слышал! – рявкнул я так громко и пронзительно, что продавец отступил на шаг и захлопал глазами.
Я сделал глубокий вдох и заговорил куда спокойнее:
– У меня здесь двадцать сумок. Пробивайте их.
Я подошел к прилавку и положил на него собранное.
У продавца вид был недоверчивый, поэтому я вытащил из кармана ворох двадцаток, куда больше, чем требовалось. Наверное, полпачки, около пятисот долларов.
– Э-э, конечно. Прости, что гаркнул на тебя. Воруют же подростки, вот и приходится осторожничать. Я не хотел тебя обидеть, просто…
– Хорошо. Не волнуйтесь. Пробейте сумки, пожалуйста.
Одну за другой продавец пробивал сумки, а я складывал их в самую большую – в дорожную сумку с плечевым ремнем.
Видимо устыдившись, что принял меня за вора, продавец сделал мне десятипроцентную скидку.
– С налогом получается двести двадцать два доллара пятьдесят центов.
Я отсчитал двенадцать двадцаток и сказал то, что мне всегда хотелось:
– Сдачи не надо.
Продавец снова захлопал глазами, потом отозвался:
– Спасибо! Спасибо огромное!
Я вышел из магазина, повернул направо и прыгнул.
Сперва я рассортировал банкноты по номинациям и сложил пачки у стены напротив кровати. Пришлось передвинуть дешевый комод, чтобы освободить место, но я не роптал. У меня уже началась паранойя, и поверх занавески я повесил одеяло – теперь через окно меня точно не увидят.
Когда я освободил кровать и добрался до мешков с деньгами, на полу выросли две стопки долларовых банкнот два с лишним фута высотой. Сумму я пока не подсчитывал – не отвлекался. Я продолжал разбирать корешки и пачки, бросая пустые мешки на кровать. Один раз я прыгнул в городскую библиотеку Станвилла – узнать, сколько времени.
Но вот я закончил опустошать мешки и складывать деньги в стопки, а сумму так и не подсчитал. Этим займусь позже.
Я собрал пустые мешки, натянул лыжную маску и перчатки. Было два часа ночи.
Сделав несколько глубоких вдохов, я постарался успокоиться. Чувствовал себя на грани нервного истощения, а вот спать не хотелось совершенно. Я сосредоточился на внутреннем виде хранилища и прыгнул, при этом пытаясь думать и о городской библиотеке Станвилла. Вдруг дверь открыли?
Нет, не открыли.
Господи, я свет не потушил! Я бросил банковские мешки в пустую тележку и повернулся к выключателю. Свет… Боже, где мой фонарик?! Сердце бешено забилось, подступила паника. Боже, только не это! Я бессильно прижался к стене и тут заметил фонарь в первой тележке, которую опустошил. Я знал, что моих отпечатков на фонаре нет, зато, возможно, есть папины. «Мистер Райс, где вы были ночью пятницы?» – «Здесь, в Огайо, разумеется. А вот где мой сын, я не знаю…»
Я взял фонарик, выключил свет в хранилище и прыгнул обратно в отель.