Телепорт

Ланч за пятьдесят долларов казался фантастикой, а покупка часов – игрой вроде «Монополии», где деньги не настоящие.

«Дэви, что бы ты сделал, если бы разбогател? – спрашивал я себя когда-то. И отвечал: – Я стал бы счастливым».

По улице я дошел до Центрального парка, густого, зеленого, но какого-то неуместного среди стали и бетона.

Что ж, я попробую.

Часть II В поисках счастья

5

С Милли я познакомился во время антракта новой бродвейской постановки «Суини Тодда, демона-парикмахера с Флит-стрит». Спектакль я смотрел в шестой раз. В первый раз я заплатил, а потом в пять минут девятого прыгал вглубь мезонина, где была ниша. После девяти в зале гасили большой свет, и я без труда находил место. Если кто-то приходил позднее и направлялся к этому креслу, я наклонялся, якобы завязать шнурок, и прыгал обратно в нишу. Потом искал себе новое место.

Нет, я могу купить билет, но желание посмотреть шоу часто возникает у меня, когда занавес уже поднят. А кассир станет отнимать время, уговаривая пойти на другой спектакль. Слишком муторно.

Дело было в четверг. На вечерний спектакль пришло до странного много народа. Я жался к перилам балкона, пил дорогущую имбирную шипучку и смотрел на очереди в туалеты.

– Чему ты улыбаешься?

Я повернулся на голос. Сначала показалось, что это капельдинер и сейчас меня выгонят как безбилетника, но вопрос задала девушка чуть старше меня. Хотя двадцать один ей уже точно исполнился, – по крайней мере, она пила шампанское.

– Вы меня спрашиваете?

– Да, конечно. Может, я слишком бесцеремонна, но среди такой толпы близкие знакомства неизбежны.

– Верно. Меня зовут Дэвид.

– Милли, – представилась девушка, помахав рукой.

Она была в нарядной блузке, черных слаксах и круглых очках. Очень хорошенькая! Ни капли косметики, блестящие черные волосы на макушке длинные, а на затылке пострижены конусом.

– Так чему ты улыбался?

– Ну… – Я нахмурил брови. – Наверное, почувствовал себя исключительным. Мне-то не нужно стоять в очереди. Наше с вами знакомство предполагает разговоры об уборных?

Милли пожала плечами:

– Почему тебе не надо в туалет? Я сама стояла бы в очереди, если бы не сбегала туда во время первого акта. Наверное, потом еще раз придется. А в чем твой секрет? У тебя металлический мочевой пузырь?

– Да вроде того. – я покраснел.

– Ты краснеешь? Ничего себе! Я думала, мальчики-подростки без остановки говорят о естественных потребностях. Мои братья только этим и занимаются.

– Здесь жарко.

– Ага. Ладно, об экскреторных функциях говорить больше не будем. Другие запретные темы есть?

– Вам, то есть тебе, я даже намекать не буду.

– Заметано! – Милли засмеялась. – Ты местный?

– Вроде того. Я много путешествую, но сейчас мой дом здесь.

– А я не местная. Приехала сюда на неделю отдохнуть и развеяться. Через две недели мне снова на учебу.

– Где учишься?

– В Университете штата Оклахома, на факультете психологии.

Я на минуту задумался.

– В Стиллуотере?

– Ага. Чувствуется, что ты путешествуешь.

– Только не по Оклахоме. В Стиллуотере учился мой дед еще в пору, когда университет был Сельскохозяйственно-машиностроительным колледжем.

– А ты где учишься?

– Нигде. Я неспособный.

Милли посмотрела на меня сквозь очки:

– Особо глупым ты не выглядишь.

Я снова покраснел:

– Просто живу своей жизнью.

В зале погасили свет – начинался второй акт. Милли допила шампанское и бросила стаканчик в контейнер для мусора. Потом протянула мне руку:

– Приятно было поговорить с тобой, Дэвид. Наслаждайся вторым актом!

– И ты тоже, Милли!

Второй акт довел меня до слез. У Люси, обезумевшей после изнасилования жены Суини, украли дочь. Во втором акте она предстает перед зрителями сумасшедшей, распущенной побирушкой и проституткой. Потом на глазах у Люси Суини казнит судью Терпина, ее насильника, затем убивает ее саму. В первый раз эта сцена мне не понравилась, да и вся постановка тоже. Лишь когда я поймал себя на том, что вглядываюсь в лица побирушек и в каждой ищу свою мать, я понял, почему та сцена мне не понравилась.

В итоге я не перестал всматриваться в лица побирушек. Через какое-то время я снова пришел на «Суини Тодда».

В этот раз до конца я не досмотрел и прыгнул на Центральный вокзал. Ночью такси нужно ловить именно там. Я стал голосовать, и откуда-то сразу выскочил темнокожий парень лет двадцати пяти, в лохмотьях.

– Такси? Тебе нужно такси? Я найду тебе такси.

Я мог бы дойти до организованной стоянки такси на Вандербильт-авеню, но какого черта?! Я кивнул.

Темнокожий парень вытащил хромированный полицейский свисток и дунул в него – получился двойной резкий сигнал. В конце квартала машина свернула на двухрядную дорогу и подъехала к нам. Темнокожий парень открыл мне дверь, а я протянул ему купюру.

– Эй, за поиск такси два доллара. Два!

– Это десятка.

Темнокожий отступил, удивленный до глубины души:

– Ага, спасибо, братан!

Я велел таксисту по Пятьдесят пятой улице вернуться к театру, где шел «Суини Тодд», и встать у обочины. Я выбрался из салона лишь наполовину и отмахивался от искавших такси.