Телешоу «Научи меня любить» (СИ)

«Как же тяжело помнить лишь отчасти!» – сокрушенно фыркнул оператор, устало потирая виски.

- Как думаешь, если мы разобьем стекло и сработает сигнализация, кто-нибудь заметит? – Анжело уже почти орал, пытаясь перекричать сигнал тревоги.

«А ты сам как думаешь?!» – хмыкнул оператор, размахиваясь и ударяя ребром ладони по не слишком прочному стеклу. То осыпалось, будто прозрачный лёд. Осколки разлетелись во все стороны. Один даже откатился к коту, который заметив стекляшку, тут же начал с ней играться.

- А ну иди сюда, глупая кошатина, – забормотал Анжело, хватая Мурзика в охапку и подтаскивая к стенду. Бэйн же осторожно извлек старый, пожелтевший кусок чертежа из защищавшего его стеклянного ящика, стряхнул с него осколки и только затем поднес «добычу» к кошачьей морде.

Сигнал тревоги, тем временем, и не думал замолкать, с каждым мгновением лишь нарастая. Сверкающее фиолетовое пламя в двигателе, будто живое, бесновалось, ударяясь о прозрачные стенки и расползаясь по ним фиолетовыми искрящимися всполохами. Вместе с тем, оно все больше походило не просто на пламя, а на странного вида субстанцию, сплетающуюся из многочисленных элементов.

«Будто бы из человеческих тел…» – подумал Бэйн, с усилием отворачиваясь от двигателя. Он решил, что больше не повернется к жуткой машине, вот только сквозь сигнал тревоги, скрип и треск видоизменяющегося двигателя и жуткого звона стекла прорвалась песня, заставившая парня поменять свои планы на сей счет. Холодная, пронизывающая до костей песня мгновенно заполнила уши Бэйна, отведя на второй план посторонние звуки. Оператор резко повернулся к двигателю, и увидел, что в самом его центре в сплетении человеческих тел будто бы на их вершине сформировалась одна единственная фигура. Она пела, а все, кто копошились под ней будто насекомые, тихо подпевали, создавая жуткое многоголосье. Песня, словно гром среди ясного неба перекрыла и крики паники снующих вокруг работников ТЭС, и сигнал тревоги. Оглушающее многоголосье просочилось везде, внедряясь в подсознание абсолютно каждого.

- Это еще что за херня?! – простонал Анжело, борясь с взбесившимся от убийственного гула котом.

«Песнь вечности…» – подумал Бэйн, ощущая холодный ужас, сковавший его горло. Так страшно Бэйну было разве что однажды. В тот роковой день, когда он смотрел на то, как на его глазах убивают родителей.

- Начало конца, – выдохнул он вслух, но мгновенно спохватившись, мотнул головой. – Неважно. Перед нами стоит иная цель, – резко оборвал он любые размышления Анжело на сей счет. – Только что мне пришла в голову весьма неприятная и запоздалая мысль: а что, если этот чертеж – лишь бутафория? В таком случае все наши усилия были напрасны.

- Вот и проверим! – пропыхтел журналист, из последних сил удерживая кота рядом с чертежом. – Давай котик, принюхивайся хорошенько! Нам нужно помещение, где таких бумажек пруд пруди! – забормотал он животному на самое ухо, не обращая внимания на гвалт, стоящий вокруг. Никто, включая непосредственного создателя кошек-мутантов, не мог со стопроцентной уверенностью утверждать, способны ли его подопечные осознавать смысл сказанного человеком. Но Мурзик, будто мгновенно поняв, что от него требуется, вырвался из объятий Анжело и устремился в противоположную от беснующегося вечного двигателя сторону к маленькой непримечательной двери, походившей на вход в подсобку. Бэйн и Анжело не задумываясь последовали за ним.

- Ой, – вздрогнула девочка, схватившись за плечо, украшенное шутовским колпаком. – Странное ощущение, – пробормотала она, проводя пальцами по изображению и к своему удивлению замечая, что маленькая татуировка на светлой детской коже начинает мерцать.

- Чешется, – подтвердил мальчишка лет тринадцати, шкрябая ногтями такую же отметину, что красовалась у него на шее.

- Эй, мелкие! Шут собирает всех в главном зале! Поторопитесь! – окликнула детей высокая молодая девушка, что быстро прошла мимо. Девочка и мальчик переглянулись и последовали за ней. Шут? Собирает? Давно такого не было!

Когда дети прошли в зал, где в самом центре на пьедестале возвышался шутовской трон, там уже собралась добрая половина Чароитов – людей, которые в Майбурге назывались однопроцентниками.

- Шут собирал вас больше года, да, – провозгласил Шут, вальяжно расположившись на троне. – И вот наконец-то настало то время, для которого Шут все это делал. Двигатель почти проснулся. Песнь вечности уже тихим гулом гуляет по тоннелям наших шахт. Если прислушаетесь, вы обязательно ее услышите! Слушайте же, да, – приказал он и сотни людей мгновенно подчинились, замолчав и прислушавшись.

- Я слышу! – первой подала голос та девочка, что все еще держалась за плечо. – Я слышу песню!

Тихая какофония звуков, походившая на хоровое пение, действительно наполнила зал, знаменуя неизбежное. Люди зашушукались, еще не до конца понимая, к чему же все это приведет. Но все они верили Шуту – своему неотъемлемому лидеру. И если он говорил, что что-то Начиналось, значит так оно и было.