Телесные повреждения

Все темы для разговоров исчерпаны. Ренни раздражает запах их немытых тел, вонь от параши. У Лоры кончились сигареты, она ожесточенно грызет ногти. Это выводит Ренни из себя. Они обе уже на пределе, близки к полному моральному и физическому истощению. Ренни потеряла счет дням, она с трудом умудряется вести какой-то счет их пребыванию здесь. Она сердится на себя, что не догадалась сразу же делать зарубки на стене. Может быть, именно сегодня истекает срок ее билета, кончается трехнедельная «экскурсия». Может, ее сейчас уже ищут, может, спасение уже близко. Если она сохранит веру, не позволит себе упасть духом, то ей удастся выкрутиться из этого переплета. Скорей бы уж все осталось позади. Еще немного, и она сойдет с ума. Она ни о чем не может думать, кроме еды. Временами она впадает в забытье, ей мерещатся всякие блюда; не привычная пища вроде шпината с беконом, грибами и белым сухим вином, а цыплята «а ля Кенел Сандерс», гамбургеры, пончики, посыпанные шоколадом и толчеными орехами, чашечки с дымящимся ароматным кофе; от этих видений рот наполняется слюной; картофельные чипсы, карамельки и сладости, которые продаются на каждой станции метро, изюм в шоколаде — она лихорадочно повторяет про себя знакомые названия. Как лунатик во сне она мысленно идет по Иокдж-стрит, заглядывая по пути во все дорогие изысканные рестораны. Никаких забегаловок.

Может у нее начинается бред?

Чтобы отвлечься от гастрономических мыслей, Ренни рисует в воображении картинку-загадку — она складывает голубые квадратики, и квадратики превращаются в бескрайний голубой простор.

— Попробуй достать расческу или гребешок. Если сможешь, — просит Ренни.

— Уже пыталась. Ничего не вышло. Арестованные ухитряются перерезать ими себе вены. А наши тюремщики считают, что право оставить или отнять жизнь принадлежит исключительно им.

— Может щетку?

— У тебя есть деньги? — Лорины подначки выводят Ренни из себя, но она сдерживается. Смотреть на Лору противно — кожа да кости, причем очень грязные и плохо пахнущие. Белая блузка давно потеряла первоначальный цвет, фиолетовая юбка вся в сальных пятнах, глаза ввалились, под ними четкие темные круги, ранка на ноге Лоры никак не заживает, волосы свалялись. Ренни пытается представить, на кого она сама похожа, и ее передергивает. Поначалу она предложила Лоре заниматься гимнастикой, но та лишь удивилась: зачем, а у Ренни не хватило выдержки и силы воли проделывать упражнения в одиночку. Как же ей недостает привычных вещей, вроде зубной щетки, зеркала. И кого-нибудь, кто вызволит их отсюда.

— Давай заплету, — предлагает она.

— Что заплетешь? — внимание Лоры явно отвлечено.

— Я могу заплести тебе косу, — терпеливо повторяет Ренни. — По крайней мере, дальше путаться не будут.

— Давай.

Лора издергана, она провела бессонную ночь, сигареты кончились, вокруг ногтей обгрызано все до мяса.

— Что делается на воле? Никому нельзя доверять. Я больше не могу здесь торчать.

Ренни впервые слышит, чтобы Лора жаловалась. Плохой признак. Она принимается за ее волосы, это все равно что распутывать по ниточке свалявшуюся шерсть.

— Если дернешь — не страшно. По крайней мере, у нас хоть вшей нет.

— Пока. — Взглянув друг на друга, женщины вдруг начинают истерически хохотать. Они корчатся от смеха, не в состоянии остановиться. С трудом отдышавшись, Ренни продолжает прерванное занятие. Она разделяет волосы на две длинные вьющиеся пряди.

— Что тебе снится? — спрашивает она Лору.

— Много всего. Будто я работаю на судне… Иногда маму во сне вижу. Иногда мечтаю о ребенке. Правда, не имею представления, что бы я с ним стала делать. Хотя из меня могла бы получиться неплохая мать. Когда мы с Принцем выберемся отсюда, может, заведем малыша. Здесь считается поздно рожать после двадцати пяти. Для них я уже старуха. Но мне плевать. Пусть смеются. Эльва будет довольна, она вечно донимает меня, чтобы я родила Принцу сына.

Ренни заканчивает одну косу и берется за другую.

— Если бы у нас были какие-нибудь бусы, я бы причесала тебя как Расту.

— Можно использовать фольгу. Некоторые девчонки привязывают ее на концах косичек. Можно тебя попросить об одной вещи, когда ты выберешься отсюда?

— С чего ты взяла, что я выйду раньше тебя? — удивляется Ренни.

— Знаю, — в голосе звучит такая убежденность, словно речь идет об очевидном факте.

Но вместо радости по этому поводу Ренни чувствует смутное беспокойство. Она укладывает косы вокруг Лориной головы.

— Готово. Теперь ты похожа на немецкую молочницу. Жалко, что нечем заколоть.

— Передай, что я здесь. Расскажи обо всем, что случилось.

Ренни выпускает косы из рук.

— Кому я должна это сказать?

— Не знаю. Найдешь кому.

На грязных щеках Лоры светлые дорожки от слез. Скоро они будут плакать не слезами, а соленым чаем.