Л е о н а р д о. Помнишь, кто-то, кажется, Альберти, начинал свое сочинение или главу: "Бог, или природа…"? Не одно ли это то же, Сандро? Перед загадками природы я полон изумления.
С а н д р о. Нет, христианин истинный не скажет так.
Выше на ступенях складываются нотные листы, лютни, мандолины, карты, шахматы, мячики. Голоса: "О, зачем? Да, это все игры, которыми люди радуют беса!"
Л е о н а р д о. Сандро, ты разве не художник?
С а н д р о. С обращением я забросил живопись.
Л е о н а р д о. А чем же ты занимаешься?
С а н д р о. Я рисую, воспроизвожу видения Данте.
Выше на ступенях — соблазнительные картины, рисунки, портреты красивых женщин.
Л е о н а р д о. Сандро, у тебя есть деньги? Мне кажется, ты голоден и весь замерз.
С а н д р о. Леонардо, твоя картина "Леда", которой я некогда восхищался. Узнаешь?
Л е о н а р д о. "Леда".
С а н д р о. Я принес для костра анатомические рисунки. Пусть. А тебе не жаль?
Л е о н а р д о. Это не моя собственность. Мне жаль вот чего: я мог бы написать и Леду, и божественного лебедя куда лучше. Тогда кто бы отдал картину монахам.
На самом верху пирамиды — лики языческих богов, героев и философов из воска и дерева, покрытые краской под мрамор.
С а н д р о. Может быть, никто не отдавал, Леонардо, а дети забрали.
Л е о н а р д о. Дети?
С а н д р о. Вот эти в белых одеяниях из юношеской армии фра Савонаролы. Они сами решали, что греховно, а что нет.
Л е о н а р д о. Вряд ли это они знают. Грех не в вещах и явлениях, грех в нас.
На острие пирамиды при кликах публики устанавливается чучело — изображение дьявола, чудовищно размалеванное, мохнатое, козлоногое, похожее на Пана. Уже вечер. Звучат духовные гимны.
Голоса: "Идут! Идут!" Дети в белых одеяниях молча несут на руках изваяние младенца Иисуса. Голос: "А младенец Иисус одною ручкою указывает на терновый венец, а другою — благославляет народ, нас". Идут монахи, клир, члены Совета, трубачи и булавоносцы.
На каменный помост, где собрались именитые граждане, поднимается фра Савонарола.
С а в о н а р о л а (
Четыре монаха подходят к пирамиде с горящими смоляными факелами и поджигают ее с четырех концов. Дым, пламя. Трубачи трубят. И над Флоренцией разносится колокольный звон. Пламя разгорается мгновенно, разлетаются обрывки листов, уносится в темное небо накладная борода, вызывая всеобщий хохот.
С а н д р о (
Л е о н а р д о. Рожать детей не стыдно. Что еще они там затевают?
Монахи устанавливают черный крест посредине площади; взявшись за руки, образуют три круга во славу троицы и пускаются в пляску, сперва медленно, потом все быстрее.
Публика невольно и вольно тоже пускается в пляску.