В 1970 году вместе со мной на рубрике «Энциклопедия смеха» работал Женя Х – в. Артист Театра на Таганке, он, как и я, делал первые шаги в телевизионной режиссуре. И вдруг, в самый разгар работы над очень интересным этапным проектом, ему приходит из военкомата повестка на трехмесячные военные сборы офицеров запаса. Руководство редакции обратилось к Председателю Гостелерадио СССР С. Г. Лапину, тот – в ЦК КПСС. Словом, дошли до министра обороны с просьбой отложить сборы Е. Ф. Х – ву до окончания работы над проектом. Через некоторое время Х – ву приходит ответ от министра обороны СССР, Маршала Советского Союза Гречко, в котором он сообщает, что, к сожалению, он ничем не может помочь, ибо это будет расценено как нарушение Основного закона. Выходит Женя Х – в от военкома с этой бумажкой-приговором в полном унынии. По дороге заглянул в первую попавшуюся комнату позвонить в театр. Тогда еще мобильников не было даже в смелых фантазиях фантастов. Девочки-клерки ему разрешили позвонить. После разговора они смотрели на него совсем другими глазами.
– Вы из Театра на Таганке?!
– Да.
– Ой, как интересно. А можно как-нибудь к вам туда попасть?
– Какие проблемы? Вот вам две контрамарки. Каждая на два лица. Милости просим.
Девочки были в шоке. Во-первых, увидели живого артиста легендарного театра. А во-вторых, просто с неба свалилось чудо в виде четырех билетов в этот недоступный театр.
– А почему вы такой грустный? – участливо спросила одна из них.
И Женя рассказал им свою грустную историю.
– И всего-то? – удивились девочки.
– Как ваша фамилия?
Женя назвал фамилию. Тогда одна из них подошла к картотеке, вытащила его карточку из ряда на букву «Х» и вставила в ряд на букву «Б», то есть лиц, прошедших уже военные сборы.
И Женя с облегчением широко и не по-актерски ослепительно улыбнулся. То, что не смогли сделать множество начальников и даже министр обороны государства, за несколько секунд сделал ма-а-ленький клерк. Так кто в доме хозяин?
Домушник
Мы снимали репортаж из зала суда где-то в середине 60-х годов. Судили домушника. Зал набит до отказа. Больше половины – его жертвы.
– Вы посмотрите на его морду! – вопит дама средних лет, очевидно, из сферы обслуживания. – Это же морда убийцы. Ему ничего не стоит убить человека.
Обвиняемый страшно возмутился:
– Мокрое дело шьешь, дамочка! Не выйдет! Вот здесь сидит гражданин полковник. Помните, я был у вас в гостях. В нижнем ящике письменного стола лежал пистолет. Я его что, взял?
– Нет, – ответил полковник.
– Вот видишь. Да я за всю жизнь муху не тронул, а ты говоришь – морда. Какая у меня морда?! У меня лицо. Лицо вечного труженика. Я не мокрушник, я честный домушник.
– Ты! Честный?! Какой ты честный? – возмутилась свидетельница. – Последнюю копейку у людей отбираешь.
– Чего?! Вон сидит старушка-пенсионерка. Когда я был у тебя в гостях, бабуля, по ошибке, помнишь?
– Помню, сынок! – ответила сердобольная бабуля.
– На столе лежала пенсия, я ее взял?!
– Не. Но лампу разбил.
– А, настольную лампу разбил, случайно, по неосторожности. Но я ведь оставил записку с извинением и пятерку. Записку и пятерку оставил, скажи?
– Оставил.
– Вот! А ты говоришь, последнюю. Я беру только лишнее, как у тебя. Зачем столько денег? Надо делиться. Во, морду отъела, с тебя не убудет.
– Ах ты, бездельник! И чего вы только слушаете этого бездельника?!
– Это я бездельник?! Да я вот уже сорок лет работаю в поте лица, и в отличие от тебя без выходных, отпускных и пенсии. Я только радикулит себе заработал и головную боль на этом каторжном труде…
Зал хохотал, судьи хихикали, даже прокурор не смог соблюсти официальный вид. Обвиняемый вызывал у многих какое-то странное если не уважение, то снисхождение. В процессе вынесения приговора судьи тоже отнеслись к нему со снисхождением. Приговор оказался довольно мягким, что само по себе уже было странно в то наше жестокое время.
Этот репортаж в эфир не пошел. Нетипичный случай. Но остался в памяти.
В созвездии Льва