1970-й год. Летим в Целиноград (нынешняя Астана) снимать Всесоюзный слет стригалей, стрижку овец. Оператор мне попался ну до того добросовестный, что просто сил нет. В какой-то момент ему вдруг захотелось снять с нижней точки крупным планом ножницы, которые срезают золотое руно в бликах солнца. Это руно для нас действительно стало золотым. Оператор нагнулся, опустив камеру до земли, и прильнул к окуляру. В это время черный как дьявол козел, который стоял в очереди на стрижку и которого держали два молодых животновода, вырвался, стремительно проделал круг почета и с тыла со всего размаху поддел то место оператора, которое оказалось у него на пути. Оператор вместе с камерой со скоростью снаряда, опережая звук собственного визга, влетел в ножницы. Объектив – вдребезги, а пространство вокруг глаза стало быстро заполняться жуткой синевой. Все! Командировка окончена. Возвращаемся домой. Дома пишу объяснительную на имя своего теленачальника. Так, мол, и так. В связи с тем, что козел ударил оператора в то самое место и он влетел вместе с камерой в ножницы стригаля, объектив разбился и командировку пришлось прекратить. На следующий день нас с оператором вызывают «на ковер», и начальник говорит следующее: «Товарищ Визильтер, я все-таки был о вас лучшего мнения. Я понимаю, командировка, расслабуха, все такое прочее, но вы бы хоть нашли более правдоподобную причину». – «Да не пили мы!» – стал я бить себя кулаком в грудь. «Да ладно, – возразил хозяин кабинета, – вы посмотрите на эту морду». И действительно, опухшее лицо оператора сине-зеленого оттенка сильно смахивало на лицо выпускника вытрезвителя.
Самое обидное в этой ситуации было то, что оператор-то был непьющий. И тогда я понял, что не всегда можно писать и говорить правду. Не всегда она бывает правдоподобной.
Свободное падение
Дело было в начале 70-х. Снимали мы детский фильм «В стране отважных» о юных парашютистах. Осталась последняя съемка – прыжки с парашютом. Перед прыжками инструктор спрашивает оператора: «Вы когда-нибудь прыгали с парашютом?» – «Нет», – отвечает тот. Я говорю оператору: «Старик, ставь на камеру короткофокусный объектив и отдавай ее инструктору. Он прекрасно все снимет». «А вы когда-нибудь снимали?» – спрашивает оператор инструктора. «Нет, – отвечает тот, – но вы мне покажете, какую кнопку нажать, куда смотреть, и я все сделаю». Оператора это предложение возмутило и даже рассмешило. «Нас пять лет обучали во ВГИКе, как «это все делать», а вы хотите за пять минут, нажал на кнопку, чик-чирик – и человек готов. Так не бывает!» Инструктор стал ему говорить, что у него порывом ветра вырвет камеру из рук и она улетит. «Да? – сказал оператор. – Тогда привяжите ее ко мне». – «Но ее все равно порывом ветра вырвет у вас из рук», – сказал инструктор. «Но это уже моя забота», – ответил наш упорный, несгибаемый оператор. Как мы его ни уговаривали, он стоял на своем. Ничего не поделаешь, пришлось привязать ему камеру. Самолет взлетел. Набрал высоту. Юные парашютисты пошли вниз. Оператор – за ними. Чуда не случилось. Как и следовало ожидать, камеру порывом ветра вырвало у него из рук. Но так как она была привязана к нему, то стала бить его по ребрам, по голове, по всем доступным местам его тела. Успокоилась взбесившаяся камера только после раскрытия парашюта, но было уже поздно. Она сделала свое черное дело. В общем, камеру удалось спасти и оператора тоже, но доснимать эпизод пришлось все-таки инструктору.
Профессия – неудачник