Tell me "I know" (СИ)

========== Пролог ======

    Воспоминания-вспышки. Всегда это ненавидел. Особенно когда память вот так начинает издеваться во сне. Обрывки сцен моего прошлого. И ты вновь просыпаешься, баюкая меня в своих объятиях.

   - Тише, тише, Хоук, это просто сон… всего лишь плохой сон…

   Я хочу плакать… но я забыл, как это делается. А может, и не знал никогда. Не помню. Твои руки ласково гладят мои озябшие плечи, и я понимаю, что продолжаю дрожать. Ты притягиваешь меня к себе, прижимаясь всем телом, и едва ощутимо касаешься поцелуем кожи. Я судорожно сжимаю твои предплечья, скрещенные у меня на животе, в простом касании черпая уверенность для ответа.

   - Прости… снова я прервал красочное видение с красотками из ближайшего бара?

    Тихий смех чуть рассеивает напряжение:

   - Увы, это, в последнее время, по крайней мере, не по моей части. Скорее уж красавцами.

   Ты опрокидываешь меня обратно на простыни, с силой вжимая в податливую мягкость перины, и пристально смотришь в глаза. Нет, ты не увидишь того, что мог бы. Только то, что я позволю. А позволю я тебе увидеть, только как спадает мрачная пелена сна – и взгляд загорается нежностью. Еще одно едва ощутимое касание поцелуем – теперь уже губ.

   - Спи, Хоук. Завтра рано вставать. Спокойных снов.

    Я ласково провожу ладонью по твоей щеке:

   - И тебе, Андерс. Прости.    - Ничего. Сон можно и досмотреть.

    Я улыбаюсь, и ты ловишь мою улыбку губами. Да. Я знаю. Сны всегда можно досмотреть. Но иногда этого совсем не хочется… просто приходится.

    А во снах – только память. Сплошным калейдоскопом из обрывков прошлого и настоящего. И это еще больнее. Каждый твой жест – отражение какого-то жеста Осциваса. Каждое твое слово – эхо его слов. Лишь одно отличие не дает мне впасть в безумие – в твоем голосе нет властности и жестокости. Только смирение и нежность.

    А еще я знаю, что когда ты найдешь припрятанные мной книги, ты попросишь о помощи… чтобы потом оставить меня в одиночестве, хотя будешь клясться всеми Богами, что это ради нас обоих, и ты все еще любишь меня. И ты не солжешь ни единым словом.

    Теперь до утра просто полежу с открытыми глазами – не хочу возвращаться ТУДА даже в коротких вспышках видений. Должно быть, Фенрис тоже вот так слепо смотрит в невидимый сквозь темноту и полог ложа потолок, покрытый трещинками, и перебирает все, какие только может, отвлекающие мысли, чтобы не окунаться в то немногое, что осталось от его воспоминаний. Тебе легче в какой-то мере. Хотя, может, и нет. Я ведь не знаком с твоим прошлым так уж близко. Быть может, помимо известных мне, в нем таятся секреты куда неприятнее моих… кто знает?

   Скажи мне, сколько раз за эти два года, что мы вместе, под покровом ночи ты просыпался от того, что меня сотрясает дрожь боли? Сколько раз я шептал его имя сквозь сон и в полный голос выкрикивал в минуты страсти, разделенной между нами? И сколько раз ты промолчал? Сколько раз стерпел, не желая бередить рану? Сколько еще смолчишь?

    Бывают ночи, когда я лежу в холодной постели, зная, что сейчас ты врачуешь хрупкую девочку, сгорающую от чахотки у тебя в Лечебнице, и думаю, когда же мы успели ТАК запутаться. Ты любишь меня, я вижу. Странной, непонятной мне любовью, разделенной между тобой и твоим Справедливостью. И я люблю тебя… разделив свою любовь на тебя и его, поровну. Четыре неизвестных величины.

    Одна ночь между мной и ним… и холод одиночества с утра…

    Одна ночь между тобой и твоим духом – я знаю эту твою тайну… вашу тайну… иное время, иное тело… жалость или любопытство, что уже неважно. Я знаю, что он тогда прощался с тобой, готовясь к безнадежной бойне.

    Нам удобно вдвоем – еще одна цепь в Городе Цепей. И еще… И еще… Звенья из боли, крови и стали впиваются в наши души, корежа их. Ломая. Превращая в рабов – исподволь, незаметно для нас. Я знаю. Фенрис знает. Ты знаешь. Знает и Справедливость…

    Я прижимаюсь к теплому сильному телу, проводя ладонью по мерно вздымающейся в спокойном дыхании сна груди. Под кончиками пальцев едва уловимо бьется сердце, не знающее пощады для Храмовников. Ненавижу магов. Андерс… я люблю тебя как человека, но твоя сила… иногда мне хочется, чтобы тебя усмирили. Потому что тогда я волью в твои жилы кровь какого-нибудь сильного существа, так, как это сделали со мной, я помню ритуал до мельчайшей подробности – и ты вернешь чувства, но лишишься магии. Я позабочусь. Ты обретешь то, чего ищешь – гармонию с самим собой и со Справедливостью, ибо его изгнать я не смогу. Впрочем, Дух знает о моих мыслях и идеях – и даже в чем-то согласен.

    Я ненавижу и Храмовников, за то, что они уничтожают то, что дорого тебе, Андерс. Но и уважаю их – они очищают землю от скверны, пусть и не всегда разумно. О, с каким бы счастьем я стал Храмовником… чтобы извести тех, кто рискнет сорвать запретный плод. Я представляю, как убрать помехи на пути к власти… я умел слушать и смотреть. А Осцивас лучше всех знал, как именно расчистить себе дорогу. Лишь несколько писем, несколько мельком брошенных фраз, может, пара флаконов яда… и вместо Рыцаря-Командора Мередит Станнард у вас будет Рыцарь-Командор Гаррет Хоук-Амелл…