Теллурия

Дорога из аэропорта в столицу проходила через сопки, покрытые мелколесьем и добротными особняками.

— Это дачи или дома? — спросил Энгельберт гида, привычно теребя тонкие пальцы Патрика.

— Здесь живет наша творческая интеллигенция, — пояснил юноша. — В Сталинграде в основном проживают те, кто занят в сфере услуг.

— А какое население столицы? — спросил Патрик.

— Триста тысяч, — прошептал в ухо Патрику основательный Энгельберт.

— Триста сорок две тысячи шестьсот четыре человека, — с обворожительной улыбкой поправил гид.

— И все — только в сфере услуг? Круто! — Патрик щелкнул по птеродактилю и коснулся пальцем кончика маленького носа Энгельберта.

— Храмы, Дворец Советов, музеи, кинотеатры, рестораны, магазины, бани, бассейны, спортзалы, дома терпимости — все требует постоянной заботы, — пояснил гид.

— И никакого промышленного производства, — глубокомысленно кивал Энгельгарт.

— СССР производит только сталинистские атрибуты, книги и фильмы. У нас чрезвычайно чистый воздух.

Воздух и впрямь бодрил и радовал свежестью. Любовникам повезло с погодой — солнце сияло, небо синело.

Программа была насыщенной. После ланча путешественников ждал поход в главный храм СССР — к мощам Сталина. Величественное пирамидальное здание внутри блистало и лучилось дорогим убранством и поражало симбиозом православия, конструктивизма и классицизма. Мраморные колонны уходили ввысь, сияли паникадила, слепили золотом громадные серп и молот. По центру храма высился алтарь с иконостасом, отображающим житие божества. Перед алтарем покоился стеклянный супрематический гроб с мощами. Боковые грани храмовой пирамиды украшали внушительного размера иконы сподвижников, написанные в строго классической манере. Патрику понравился Ежов в красной тоге и с раскаленными щипцами в руках, Энгельберту запомнился благообразный белобородый Калинин в березовой роще с крестьянами и животными, а также Вышинский в судейской мантии и с сияющими весами в руке. Первый напомнил ему о Баварии, коровах и родителях, второй — об университете и несданной курсовой работе по новой антропологии.

В храме, как в кинотеатре, рядами стояли мягкие глубокие кресла, позволяющие даже полулежать. Это было удобно. Из разложенного кресла прекрасно обозревался потолок, расписанный в стиле Микеланджело: бородатый, укутанный облаками и похожий на Маркса Саваоф протягивал длань возносящемуся обнаженному, красивому и молодому Сталину, окруженному серафимами.

В храме подавались освежающие напитки, разносимые маленькими людьми. Гид на время их оставил. На храмовых пилонах светились тексты главной молитвы новому святому на трех языках — русском, китайском и английском.

«Святый Сталин, святый Стальной, святый Совершенный, помилуй нас…» — так начиналась молитва.

Полулежа в кресле и почитывая молитву, Энгельберт запустил свою длань в ширинку Патрика.

— Легкий петтинг, Слон? — спросил Патрик, принимая от снующего меж кресел малорослика стакан с яблочным шотом.

— Не повредит, — прихлебывал безалкогольное пиво Энгельберт.

Во время ласк он был неизменно неразговорчив.

Из храма их повезли в музей, полный голограмм, макетов, экспонатов и документов. В отдельном зале были выставлены подарки Сталину, полученные им еще при жизни. Патрика позабавило (круто! круто!) рисовое зерно с портретом Сталина, вырезанным китайскими коммунистами. Энгельберту запомнился телефон от рабочих польского города Лодзь: земной шар, трубка в виде молота, рычаг в виде серпа.

После музея Энгельберт, как всегда, устал, а Патрик возбудился и захотел искупаться. Возник гид, они поехали на городской пляж, уставленный скульптурами пловчих. На пляже громко звучали сталинские песни, по водоему плавали лодки с нарядно одетыми молодыми людьми.

Несмотря на жаркое сибирское лето, вода все-таки оказалась прохладноватой, Патрик быстро вылез из нее, а упорный Энгельберт все же поплавал, преодолевая себя. Сидя в шезлонгах, друзья потягивали вполне приличное местное пиво.

— Господа, не забывайте, вечером у вас встреча с самим, — подсказал гид.

— Как же можно это забыть? — расслабленно пробормотал Энгельберт.

— Круто! — Патрик хлопнул по ладони Энгельберта. — Слон, ты готов к встрече с оригиналом?

— Naturlich… — Энгельберт сощурился на белые лодки. В каждой из них сидел юноша и девушка с букетиком.

Он сосчитал лодки. Их оказалось восемнадцать.

Пляж и вода возбудили у путешествующих аппетит, и вскоре они уже сидели в грузинском ресторане «Гори», пили киндзмараули, пробовали богатые белком, зеленью, перцем и жирами грузинские блюда и слушали любимые песни Сталина в исполнении ансамбля в национальных одеждах.

После обеда потянуло в постель.

Непродолжительная близость любовников закончилась сном. Который был прерван через полтора часа звонком гида, сообщившего, что настало время встречи.

Приняв душ и выпив по чашечке густого грузинского кофе, друзья оделись и спустились в вестибюль, где их ждали гид и автомобиль «эмка»[79] с улыбчивым шофером, одетым по моде 30-х годов прошлого века.