Теллурия

— Господа, вас ждет удивительное путешествие, — артистично затараторил гид, провожая их к машине. — Наше государство дает возможность туристам совершить бесплатный теллуровый трип, оказаться в великой, грозной и героической эпохе развитого сталинизма и встретиться лично с товарищем Сталиным. Вам, просвещенным европейцам, известна, надеюсь, книга знаменитого европейского интеллектуала Светония Ликуидаса «Мои семь встреч со Сталиным», повествующая о семи его путешествиях в Советский Союз, которые он совершил здесь, в течение трехмесячного пребывания в нашем государстве. Эта книга стала мировым бестселлером, ее уже успели экранизировать, а диалоги Ликуидаса с вождем разошлись у левой европейской интеллигенции на цитаты.

— «Нет человека — нет проблемы, товарищ Ликуидас, — вспомнил Энгельберт. — Есть робот — есть проблема».

Гид радостно засмеялся красивым ртом.

— Круто! — заметил Патрик, ничего не слышавший про Ликуидаса.

— Уверен, вам встречались и другие воспоминания, например, актрисы Хлое Робинс, ставшей любовницей вождя и узнавшей удивительные свойства его скрытной, измученной, одинокой и богатой на глубокие чувства души, медиамагната Бухвайцена, открывшего после трипа суперуспешный телеканал Stalingrad, автомобильного короля Хопкинса, сумевшего после общения с вождем спасти от банкротства одну из своих компаний…

— Вот это я знаю! — перебил Патрик, хватая Энгельберта за ухо. — Представь, Слон, этот чувак, после того как ему здесь забили гвоздь, решил модернизировать два своих убыточных автомобильных завода. Он это сделал, и прибыль выросла сразу на сорок процентов. Но самое крутое — никто толком не знает, что он сделал конкретно! Заводы выпускают те же самые машины, но почему-то их стали покупать активней!

— Мистика? — спросил Энгельберт, глядя в окно машины, медленно ползущей по проспекту Сталина.

— Черт знает, может, у него просто мозги заработали лучше, как обычно после теллура. Я говорил тебе, что у меня открылись способности к воздухоплаванию и к плаванию. Я легко получил права летяги и стал лучше плавать, реально! Раньше я охренительно побаивался воды.

— Да, я помню… — Энгельберт погладил пальцы Патрика.

Год назад он сам тоже попробовал теллур, поднакопив присланных отцом денег. Это было сильно: он провел незабываемое время в великой Афинской школе и узнал много нового. С великим Платоном он не нашел общего языка, а просто долго и мучительно-бессловесно целовался, замирая от восторга, а затем позволил богатырского сложения философу делать с собой все, что тот захотел. Пифагор ему показался скучнейшим занудой, старик Плотин почему-то вызвал у Энгельберта мистический ужас, а вот с бодрым и толерантным Парменидом удалось наладить продуктивный диалог, в результате которого посланник двадцать первого века сумел доказать древнему греку — не без помощи Гегеля, Хайдеггера и Сартра, — что небытие так же реально, как и бытие, следовательно, оно такое же чистое настоящее, а значит, бытие не вечно, ибо порождено небытием.

Но способностей от этого трипа не прибавилось, а память сохранила лишь вкус властного и настойчивого языка Платона.

Гид тараторил про европейских политиков, хлынувших в СССР за «идеологической поддержкой после удара ваххабитского молота». Французский президент и берлинский курфюрст якобы тоже побывали здесь и общались со Сталиным по национальному вопросу.

Энгельберт не очень верил гиду. Да и вообще, его не очень интересовало это туристическое, придуманное, насквозь искусственное государство, в котором они оказались по воле Патрика. Сталин его тоже не интересовал. Но модного Ликуидаса он читал, а как иначе? Его Dochsein und Postzeit[80], полемизирующую с Nichtsein und Postzeit великого Мортимеско, прочли все студенты философского факультета. Но побывать в 37-м году, коли уж оказался в СССР, все-таки надо было. В своей книге Ликуидас посвятил этому году две главы, так как побывал там дважды — сперва как палач НКВД, допрашивающий театрального режиссера Мейерхольда, потом уже как сам Мейерхольд, которого следователь мучил бессонницей и избивал резиновой дубинкой. У Ликуидаса получился энергичный экзистенциально-философский очерк «Машина вынужденно— и не вынужденно-желанного насилия», в котором он делился своими переживаниями и восторгами от трипа, «проапгрейдившего психосоматику, отформатировавшего телесность и перезагрузившего экзистенцию» так, что в следующем трипе, уже став одним из членов сталинского Политбюро, он опустился перед вождем на колени и поцеловал ему руку. На что вождь пробурчал: «Не валяй дурака, Калиныч».

— Чистая голова… — задумчиво произнес Энгельберт.

— А я давно свою не мыл! — со смехом признался Патрик.