Теллурия

Они творят руками и себя,
Не ведая ни роковых болезней,
Ни слабости телесной, ни обид,
Знакомых людям всем на этом свете.
Им страх неведом также, боль и скорбь
Давно ушли из их сердец нетленных.
Свою природу сделав совершенством,
Они навеки победили смерть.
Им время покорилось в полной мере,
Нет будущего, прошлого для них —
Лишь настоящее во всем своем величье
Их обстоит, как золотой собор,
Где служится торжественная месса
Великим людям, победившим смерть.

Тимур смолк. И снова прикрыл глаза.

Все продолжали сидеть неподвижно. Вдруг женский голос прорезал тишину гостиной:

— Он был там!

Это воскликнула сестра Надежда.

И словно по команде все очнулись, зашевелились, к высящемуся Тимуру сдвигаясь.

Ночью Маша и Ната, лежа в постели после ласк невинно-сестринских, разговаривали негромко, полушепотом. По потолку плыло звездное небо.

— Тимур проник сквозь завесу, — повторяла Маша, на звезды глядя.

— Проник в сбывшееся. — Ната играла волосами Маши.

— В великое!

— В реальное.

— Это дает нам.

— Многое. Это больше, чем просто надежда.

— Тимур раздвинул завесу, увидел дворец. Дворец! Ната, дворец хрустальный!

— Дворец совершенных!

— Дворец вечных!

— Непорочных!

Маша глаза зажмурила. Ната обняла, прижалась:

— Futurum.

— Воплощенное!

— Нетленное.

Они надолго застыли, обнявшись.

— Ната, — прошептала Маша так, словно тайну великую сообщая. — Я хочу Тимура братом. Но боюсь.

— Он один, — вздохнула Ната. — Ему не нужны ни братья, ни сестры. Ему нужно только одно.

— Futurum? — произнесла Маша с восторгом и обидой.

— Futurum, — выдохнула Ната с восторгом и надеждой.

И сестры улыбнулись в темноте.

XV

Ариэль положил руку на белый квадрат двери.

— Слушаю тебя, Ариэль Аранда, — раздался голос.

— Я имею, — произнес Ариэль.

— Если имеешь — входи, — ответил голос.

Дверь поползла в сторону. Ариэль шагнул в темную прихожую. Едва за ним закрылась дверь, как вспыхнул свет и две овчарки с рычанием подбежали к нему.

— Suelo![23] — произнес голос, и собаки легли, перестав рычать.

— Иди вперед и не бойся, — приказал голос.

Ариэль двинулся по коридору в сопровождении овчарок. Коридор перетек в арку, распахнулся холл с темно-красным полом, уставленным низкой японской мебелью. В холле было прохладно и пахло сандалом. Ариэль прошел холл, и старые, но до блеска надраенные армейские ботинки его ступили на широкий и мягкий ковер бордово-фиолетово-черных тонов. Ковер вел дальше, в относительно небольшую комнату с шелковыми обоями пастельно-зеленоватых тонов. Показался низкий стол, за которым сидел невзрачного вида лысоватый плотник с неприветливым лицом. Овчарки вбежали в кабинет и легли возле стола.

— Цифра твоего возраста, 14, меня настолько впечатлила, что я сказал тебе «входи», — проговорил плотник уже своим тихим, естественным голосом. — Я забил 245 гвоздей, но впервые вижу клиента такого возраста.

— Господин плотник, я умоляю вас об исключении, — произнес Ариэль заранее заготовленную фразу.

— Умоляй. Что тебе еще остается? — усмехнулся плотник, прихлебывая отвар жженого риса из плоской чашки.

— Я приехал из Альмерии.

— У вас еще бомбят?

— Редко.

— Как с продуктами?

— Не очень.

— Ты приехал в Барселону поесть?

— Я приехал, чтобы умолять вас об исключении, господин плотник.

— Ты попугай?

— Нет, господин плотник.

— Да, ты не похож на попугая. Скорее на вороненка. Которого засосало в турбину бомбардировщика, а потом выплюнуло.

— Я очень прошу вас. Вот мой гвоздь, вот мои деньги. — Ариэль показал то и другое в обеих руках.

— Ты фокусник?

— Я воин.

— Я вижу твой шрам на нижней скуле. Это пуля? Где тебе так досталось?

— Шрапнель. Под Кадисом.

— Сколько провоевал?

— Полтора года.

— Герой. Но вообще-то война уже окончена.

— Я не воюю больше.

— Слава богу.

Возникла пауза. Ариэль стоял, зажав в правой руке теллуровый гвоздь, а в левой — бумажку в сто тысяч песет.

— Воин, тебе известен плотничий кодекс? — спросил плотник, отхлебнув отвара.

— Я знаю о правиле семнадцати лет.

— Почему же ты пришел?

— Потому что мне больше.

— Ты приложил свою руку. Вот. — Плотник вызвал голограмму руки Ариэля и вместе с ней всю его историю, включая биографию, две детские болезни, два ранения и одну награду. — Тебе четырнадцать.

— Господин плотник, мне больше.

— Тебе четырнадцать.

— Мне двадцать один.

— С чего ты взял?

— Я взрослый.

— Потому что тебя дважды ранило?

— Нет. Потому что я убил девятерых ваххабитов, тяжело ранил четырех и легко — восемнадцать.

— И ты уверен, что от этого твой мозг повзрослел на семь лет?

— Мне двадцать один год, господин плотник.

— Тебе четырнадцать лет, воин.

— Господин плотник, я прошу вас.

— Забить?

— Да.

— Детям до семнадцати лет это кино запрещено.

— Я очень прошу вас.