Теллурия

Фома. Чертов голод лишил меня внимания. Я не заметил гвоздя! И вы еще так брутально торопили меня…

Роман. В каких же мирах обитал этот воин, сражаясь с ваххабитами?

Фома. На этот вопрос, друг мой, нам никто не даст ответа. В том числе и этот пустой гвоздь.

Роман (выхватывает из руки Фомы гвоздь, вертит перед глазами). О боги! Как беспощадно вы шутите со мною!

Фома. В вашем сердце шевельнулась зависть?

Роман. Да! И я не скрываю этого. Это в поэзии я завидую только самому себе, а в жизни… о павший воин! Ты вышел биться с врагом, забив себе в голову благородный металл, даровавший тебе мощь и стойкость, наполнивший тебя мужеством, дерзновением, благородной яростью священной войны! Теллур сделал тебя Ильей Муромцем, королем Артуром, Аттилой, Фридрихом Барбароссой или больше — крылатым небесным Архистратигом. Ты упоенно бился с пришельцами за свободу своей Тартарии, за народ, за любимого правителя, за семейный очаг, за красавицу жену, за детей и старейшин…

Фома (продолжая). Пока кусок неблагородного металла не остановил твой благородный порыв.

Роман злобно смотрит на Фому.

Фома (грустно, извинительно). Друг мой, поверьте, я произнес это без единой толики постцинизма. (Вздыхает.) Да! В голове этого воина встретились два металла — благородный и неблагородный. И голова не перенесла их столкновения. Алхимического брака двух начал не получилось. Это трагедия. Причем трагедия высокая. Получается, что главная битва произошла не под Бугульмой, а в голове этого неизвестного героя.

Роман (недовольно). Он бился до последнего! Бился! Бился с ваххабитскими варварами! С одержимыми!

Фома. Да. С одержимыми. И печальный парадокс в том, что этим варварам не пришлось забивать себе в головы ничего металлического, чтобы стать героями, ибо головы их с детства были забиты героическими идеями. А вот противоборствующая сторона не смогла обойтись без гвоздей. Поэтому она и проиграла.

Роман (несогласно рычит, поднимая, как чашу, свою половину головы). Он победил! Он рыцарь! Он нибелунг! Он победил!!

Фома. Безусловно. И я предлагаю почтить его память глотком хорошо известного вам напитка.

Фома достает из рюкзака флягу, протягивает Роману. После непродолжительной неподвижности тот принимает флягу, делает глоток.

Роман (передергивается, лает). А-а-а-а-аф!

Фома забирает флягу, льет в пасть, глотает, взвизгивает.

Роман. Признаться, у меня пропал аппетит.

Фома. Я тоже потрясен. Эта голова напомнила нам о конечной цели нашего опасного путешествия.

Роман. Нет! Больше: кто мы, откуда и куда идем.

Фома. Мы, жертвы антропокудесников, сбежавшие из крепостного театра графини Юсуповой, идем в Теллурию.

Роман. Теллурия… Далекая! Желанная! Боже! Сколько нам еще мучиться? Сколько ночей идти? Сколько дней прятаться в оврагах и кустах? Жизнь! Что же ты такое?! Воистину — слезами залит мир безбрежный!

Фома. Не падайте духом, дружище. (Держит гвоздь перед собой.) Сей гвоздь — не издевательство, не насмешка Провидения. Это компас. Он указывает нам направление нашего пути. Юго-восток! Поэт! Выше голову! Мы идем верной дорогой! Еще немного — и Уральские горы, за ними — Ишимская степь, барабинские леса, Салаирский кряж, а там и Теллурия!

Роман. Так не хочется терять веру в мечту.

Фома. Мечта всегда с нами. Она — наш Альтаир!

Роман. Мы возьмем этот гвоздь с собой?

Фома. Нет! (Бросает гвоздь в траву.) Он пуст. Ибо уже сделал свое дело, подарил мечту воину. А нам нужны новые, сияющие гвозди. Этих гвоздей жаждут наши измученные мозги!

Роман. Гвозди сияющие, несущие радость и мощь.

Фома. Радость!

Роман. Мощь!

Сидят неподвижно, словно боясь разрушить что-то большое, далекое и желанное.

Фома (стряхнув оцепенение). Друг мой, пока сон не свалил нас под эти кусты, прошу вас, спойте.

Роман. Спеть?

Фома. Да, да! Спойте. Что-нибудь духоподъемное, классическое.

Роман запрокидывает голову и начинает петь. Фома без слов подвывает ему, глядя в пасмурное небо.

Роман.