Теллурия

— Вторая — чистая должна быть, ибо пьем за родную коммунистическую партию, — муж урезонил. — Вы с Марсом беспартийные, а я православный коммунист со стажем. И не могу позволить такого блядства.

Выпили Марс с мужем, Анфиса обиженно лишь пригубила.

— Эт-то что такое?! — муж перестал капусту жевать, в стаканчик жены грозно пальцем тыча. — Идеологическая диверсия? Провокация хохляцких плутократов? Вылазка воинствующих атеистов?

— Терроризм! — Марс, пьянеющий быстро, бороденкой замотал по-козлиному.

— Не буду пить первач, — отрезала Анфиса, лицом каменея.

— Анфис… — муж руками развел, чуть бутылку со стола не смахнув. — Ты нас уважаешь?

— Сашок, мы ж на новую печь копим, ты ж знаешь наши нужды! — с обидою Анфиса проныла.

— Накопим, — сурово муж пообещал. — Вот это выпьем и накопим.

И ногтем прокуренным по бутылке первача прищелкнул.

Анфиса выдохнула бессильно, взяла огурец, захрустела.

— Слава нашей партии родной! — муж взял полный стаканчик в левую руку, встал, размашисто перекрестился и выпил одним духом.

Как беспартийные, Анфиса с Марсом выпили сидя.

Стали закусывать.

— Ты вот, Анфис Марковна, говоришь — под станцией, инвалидам, — хрустел Марс. — Год назад — без никаких продавал там. А нынче под станцию даже беглый китаец не сунется — не тот инвалид пошел. Зарежут, как собаку, самогон выпьют, а тобой закусят.

— Эт почему ж так?

— А потому, что от жизни отстаешь, кроме личного ничего не видишь, — укорил муж жену, капусту наворачивая. Социальные попечения. Общественная воля. Старые раны страна долго залечивает. Государь и партия делают все возможное. Но ди-а-лектика текущего момента оказывается сильнее.

— Год назад там, под платформой, кто сидел? — стал объяснять по-своему Марс, пальцы загибая. — Инвалид войны уральской. Их там оружием обычным глушили, ну, напалмом еще жгли. А нынче кто и откуда в Москву попер? Краснодарские ветераны. Их там салафиты глушили оружием новым, убойным.

— Вакуумно-паралитические бомбы, — подсказал муж.

— После них у солдата ум отшибает. По мне, лучше обе ноги потерять, чем разум.

— Стало быть, под платформу не полезешь больше? — с обидой растущей жевала Анфиса.

— Да я б полез, не побоялся, если б они хоть платили рублем. А то — вот чем под платформой нынче платят! — Марс сунул руку в карман, вытащил стопку перетянутых резинкой пустых теллуровых клиньев. — Гвоздями пустыми! Три гвоздя за бутыль. А что с ними я делать буду? Про указ слыхала?

— Указ нумер сорок, — самодовольно муж почесался. — Токмо через аптеку.

— Токмо через аптеку! — развел Марс руками, простынь задев. — Половину — государству.

— Новая политика, а как же… — муж зачерпнул рукой квашеной капусты, запрокинулся, в рот сверху заправляя.

— И где ж ты теперь продавать будешь? — перестала жевать Анфиса.

— Потолкаюсь в Ясенево, в Битцу съезжу, к фабричным, — спрятал клинья Марс.

Анфиса недовольно вздохнула.

— Фабричные нынче мало берут, потому как сами гонят, — муж заключил.

— Не согласен. — Марс кулаками от стола оттолкнулся, словно к драке готовясь. — Гонят токмо земские, а на слободках покупают. Так я к земским в Медведково да в Сокольники никогда и не совался.

— И напрасно, — наставительно муж изрек.

— Чего ж — напрасно? — Марс бороденкой дернул.

— Щас выпьем, я тебе и растолкую.

Стаканчики наполняются первачом.

— За мирное небо. — Муж стаканчик взял, на лампу глянул. — Слеза!

Анфиса жевала обреченно: пропадай первач.

— Чтобы не было войны, — Марс добавил.

— Чтобы гроза военная ни-ког-да не покрыла московское небо, — муж произнес весомо, пальцем грозя.

Выпили. Закусили.

Муж вздыхает, закуривает, папироса в зубах, локти на столе.

— А таперича, Марс Иваныч, я тебе растолкую почему — напрасно. Ты у нас беспартийный?

— Ну.

— А почему?

— А на хрена мне это нужно?

— Вот, — муж жену — локтем в бок. — Слыхала? На хрена мне это нужно! Инфантильный аполитизм.

— Сашок, так и правда — на хрена это Марс Иванычу?

— Мне что, инвалиды доплотют за первач твой, ежели я им под платформой партейный билет покажу? — Марс хихикает, бороду мнет. — Им самогон нужен, а не билет партейный. Они этим билетом и закусить не смогут, разве что занюхают.

Смеется Анфиса.

Муж вздыхает, в потолок протекший глянув:

— М-да… Вот и дожили: на хрена это мне…

Марс руками победно развел:

— Да! На хрена это мне?

Анфиса встряла:

— Сашок, ну тебе ж партбилет с работой помог, тебя теперь ни одна собака не уволит, а Марс Иванычу чем же помочь может? Он же в захребетном статусе ходит и ходить будет.

— И ходить буду. — Марс вилкой в тофу тыкнул. — Так что, Саня, партия твоя мне на хрен не нужна. Я и без нее себе капусты на хлеб с маслом нарублю.

Муж — дымом ему в физию:

— А ты, Марс Иваныч, кто таков?

— Свободный человек! Вот кто я таков.

— Каковы твои у-беж-дения?

— Одно у меня убеждение, Саня: два рубля лучше, чем один. Вот и все убежения.

— Ты Государя уважаешь?

— А как же. Уважаю.

— А партию?

— А вот партия твоя мне на хрен не нужна. — Марс от стола отталкивается, встает. — Ладно, посидели, и будя. Анфис, давай твои бутылки.

— Куда? — муж Марса за сюртук.

— Туда! — Марс мужа по руке.

— Сашок! — Анфиса мужа за плечо.