Теллурия

— Сво-бо-дный? — муж Марса за грудки трясти.

— А ты — нет! — Марс мужа пих в грудь.

— Мужчины!! — Анфиса их за руки.

— Шланбой! — муж Марса в зубы.

— Партей! — Марс мужа в ухо.

— Мужчины-ы-ы-ы!!!

Марс через простыни — к двери.

— Стоять! Стоять! — муж — руками за Марсом, да жена поперек обхватила.

Марс с замком возится, сплюнул кровь на простынь.

— Приду я еще к вам, гады, попросите токмо…

— А ну, стоять!!

— Сашок! Сашо-о-ок!!

— Не дождетесь! — Марс дверью так хлопнул, что умница в кружке пискнула тревожно-красным: «Возможность землетрясения».

— Зарекалась свинья жрать говно!! — муж в простынь рявкнул, с женой борясь.

XXXVII

Татьяна вышла из электрички на станции Соколовская. Часы на платформе показывали одиннадцать пополудни. Татьяна глянула на свои часики — 12:12.

«К чему бы это…» — подумалось ей.

Она заметила, что последнее время, взглядывая на часы, часто видит две одинаковые цифры.

«Симметрия… цифры все пригожие, на меня похожие…»

— А луна канула, — произнесла она, с удовольствием вдыхая весенний воздух.

На платформе было пустовато, две-три человеческие фигуры. Мокрый ветер пошевелил светлые волосы Татьяны, качнул пока еще голые прутья на обезглавленных тополях. Весна запаздывала; несмотря на конец апреля, еще лежал кое-где темный снег.

Татьяна спустилась с платформы по грязным ступеням. На привокзальной площади возвышался памятник Столыпину и шла вялая торговля семечками, кислой капустой, пряниками, дешевыми говорухами, живородящими валенками, мягкими батарейками и свечами. Площадь была сплошь покрыта шелухой от семечек.

— Дочка, подай на пропитание Христа ради, — протянула к Татьяне варежку согнувшаяся старушка.

Сунув ей пятачок, Татьяна быстро прошла мимо, пересекла площадь и бодро зашагала по улице Ленина в своих высоких, голубой кожи, сапогах. На ней был короткий черный плащик, на плече висела сумочка в цвет сапог и такие же перчатки. Оправа узких очков Татьяны тоже была голубой.

Редкие прохожие были в основном пожилого возраста, четверо фабричных парней топтались с папиросками в зубах возле рюмочной.

Миновав продуктовый и скобяной магазины, Татьяна улыбнулась лохматой бездомной собаке, обошла два вросших в землю бетонных блока непонятного назначения и свернула на улицу Миклухо-Маклая.

«Похоже, недалеко…» — осмотрелась она, увидев впереди, в самом конце улицы, водонапорную башню.

— Совсем близко, — произнесла она вслух и, случайно оглянувшись, заметила, что за ней идут двое фабричных, которых она только что видела у рюмочной.

И идут быстро. Слишком быстро.

«Ну вот, здравствуйте…» — неприятно удивилась она, ускоряя шаг.

Под ее каблучками захрустела наледь неровной улицы. Впереди никого не было. Только башня торчала среди крыш и голых деревьев, перекликались галки да полаивала собака где-то за забором.

Распрямив плечи, Татьяна размашисто и скоро шла по улице.

«Что это я? Идут парни, что ж с того? — успокоила она себя. — Спешат по своим делам. Сейчас день, кругом светло».

Она глянула в небо. В прорехах облаков виднелась полинявшая синева.

«Где воздух синь, как узелок с бельем у выписавшегося из больницы…» — вспомнила она.

Сзади один из парней кашлянул.

«Где вечер пуст, как прерванный рассказ… вечер пуст… а сейчас день».

Татьяна поравнялась с глухим забором. За забором залаяла собака. И сразу же залаяли две — напротив и рядом.

«Дай, Джим, на счастье лапу мне… такую плаху, такую лапу не видал я сроду…»

В кармане парня звякнули ключи. Щелкнула зажигалка. Четыре галки сидели на липе и перекликались с вороной, усевшейся на макушку елки.

«Вечерние поля в росе… нет, в снегу… над ними вороны…»

Один из парней сплюнул и кашлянул.

«Благословляю вас на все, на все четыре стороны…»

Парни ускоряли шаги. Ворона снялась, полетела. Галки с карканьем полетели за ней.

«А над ним воронье… ужас стужи уж и в них заронен…»

Татьяна побежала.

Парни бросились за ней. Придерживая слетающую с плеча сумочку, она бежала по улице Миклухо-Маклая. И услышала, как один из парней, поскользнувшись, упал, заматерился. Другой стал помогать ему подняться.

— На все четыре, все четыре… — забормотала Татьяна, отчаянно стараясь не поскользнуться.

До башни шла прямая дорога. Но было далековато. И дорога была скользкой, ухабистой, гадкой, мерзкой, подлой…

«Не успею!»

Направо показался проход, что-то вроде переулка. Татьяна кинулась туда, заметив краем глаза, что парни снова побежали за ней. На том, который падал, моталось, как черные крылья короткое, распахнутое пальто.

— Воронье… — шепнула Татьяна.