Поразмыслив, Ауриньш пришел к выводу, что комсомольский значок на форме — это не отличительный знак приверженца политической организации, а элемент формы одежды. Или свидетельство лояльности властям. В любом случае, отказываться было нецелесообразно, и Колдин сноровисто продырявил новенький китель Маргуса.
— Ну вот, — удовлетворенно похлопал он его по груди, украшенной алым флажком с профилем Дедушки Ленина. — Хоть немного на человека похож стал!
Пройдя недолгую, но несколько унизительную процедуру инструктажа у дежурного по училищу («Правую штанину задрать! Показать носки!»), Колдин с Ауриньшем наконец вышли в город.
— Ну что, Марик, — Цунь жадно озирался по сторонам. — Пошли?!
— А куда? — Маргус невозмутимо оглядывал улицу.
— «Куда-куда»! На волю! В пампасы! — терпкий пьянящий воздух свободы уже начал гулять в крови, словно бокал шампанского. — В ДОФ пойдем!
— А что это?
— Дом офицеров, — авторитетно разъяснил Колдин, — на танцы. Все туда ходят. Полтинник есть?
— Что есть?
— Пятьдесят копеек, на билет.
— Нет, — немного растерялся Ауриньш, — мне не давали…
— Разводят халявщиков в вашем институте, — сварливо проворчал Цунь. — Ладно, пошли. Помни мою доброту! — и он подкинул на ладони рупь, неведомо как уцелевший от буфета.
Дом офицеров стоял на углу улицы Подбельского — «Подбелки», Рязанского Бродвея и Арбата. Это в столицах дома офицеров располагаются скромно, без претензий. А Рязань в первую очередь знаменита своими офицерами, как Хохлома — ложками, или Иваново — невестами: четыре военных училища в городе! Естественно, Дом офицеров являлся одним из самых престижных заведений города и располагался в самом престижном месте.
Солидное здание постройки прошлого века было выкрашено классической светлой охрой. И архитектура, и интерьер Дома призваны были служить утверждению о незыблемости традиций славного российского офицерства: мрамор широких ступеней лестницы с красной ковровой дорожкой, прижатой к ним блестящими латунными прутьями; тяжелый бархат портьер; тусклое сияние массивных латунных ручек на могучих дверях, вызывающих в памяти Верещагинские «Врата Тамерлана»; антикварная люстра, отражающаяся в натертом паркете…
Живую ноту современности вносили во все это строгое великолепие разухабистая музыка, обычная для дешевых ресторанов, да базарная толкотня перед окошком кассы.
— Очень много людей, — озабоченно проговорил Маргус, когда они подошли к кассе. — Может быть, придем сюда в другой раз?
— Ты что, больной? Когда он еще будет, этот другой раз! Стой здесь и никуда не сваливай, — строго напутствовал его Цунь, и шустрым вьюном ввинтился в толпу.
Выросший под жарким азиатским солнцем, в гомоне и суете восточных базаров, он в любой толкучке чувствовал себя как рыба в воде. Через пять минут он выбрался наружу — помятый, встрепанный, но торжествующий.
— Держи! — протянул он билет Ауриньшу. — Учись, салага, пока я жив!
В танцевальном зале не то что яблоку — горошине было негде упасть. Основным фоном цветовой гаммы зала служила унылая зелень парадных мундиров, разбавленная яркими мазками разноцветных погон и петлиц, легкомысленных платьиц девчонок. Правда, многих посетительниц назвать девчонками можно было лишь с очень большой натяжкой — ох, далеко не первый год посещали они этот памятник архитектуры в надежде подцепить мужа-офицерика. И посему приветственно подмигивали томящимся у стенки начальникам патрулей, отлично помня этих строгих капитанов и майоров еще юными розовощекими курсантиками. Начальники патрулей делали вид, что поглощены службой, и подавляли ностальгические вздохи.
— Марик, смотри — телки! — восхищенно выдохнул Цунь. — Живые!
— Где? — завертел Ауриньш белобрысой головой, словно перископом. — Здесь нет телок, только девушки…
— А я про кого говорю? — начал нетерпеливо притоптывать Колдин. — Айда! — и он решительно потащил Маргуса к ближайшей стайке девчонок, скромно топтавшихся у стены и постреливавших взглядами по сторонам.
— Девчонки, привет! — бодро подкатил к ним Цунь с бородатой шуточкой. — Вам сережки не нужны?
Девчонки, однако, на нее купились.
— А что за сережки? — живо заинтересовались они — эпоха тотального дефицита, что вы хотите.
— Один — я, а второй Сережка — вот он, тоже вот такой пацан!
Девчонки покатились. Спустя минуту парни уже были взяты на абордаж мертвой бульдожьей хваткой — словно по заказу объявили белый танец, и Серегу прицепила к себе дородная розовощекая блондинка, мечта Кустодиева. Маргус достался низенькой грудастой брюнетке — она уверенно проталкивала его сквозь толпу танцующих и преданно смотрела ему в лицо, словно боровичок из травы: тебя Сережа зовут? а меня Лариса, ах, не Сережа, ну он прикольщик, а как тебя? Маргус? ой, а ты откуда? из Риги? ой, ну я так и подумала, мне блондины ваще нравятся так, я сразу подумала ты прибалт, ты на артиста одного похож, уф-ф, тут так душно, у меня аж смотри, как сердце бьется, — деловито прижала она ладонь Маргуса к своему могучему бюсту.