— Да с детства, Зин, — охотно пояснил Витек. — Когда я начинал курить, я был вот такой, — приподнял он кроссовку над травой, показывая, какого он был роста в то время, — и все, кому не лень, меня дразнили: «Витя, ты такой маленький, а такие большие сигареты куришь». Меня это достало, и я стал курить пропорциональные бычки. Потом я немножко подрос, а привычка все равно осталась. Только я их не подбираю, а делаю сам из целых сигарет.
Говорил он без малейшего акцента. Казалось бы, откуда взяться акценту у парня, который родился и вырос в России? А ведь все равно, как-то невольно стараешься его уловить, что совершенно глупо и, наверное, не совсем порядочно.
Пока я слушал обстоятельные Витькины разъяснения, вылезли из фургона и обступили нас еще шестеро. Первым был маленький носатый черноглазый парень с синими от жесткой кавказской щетины щеками и дивным именем Лаэрт Наполеонович. Затем до безобразия аккуратненький — от прически с идеальным пробором и очков в тонкой интеллигентной оправе до новеньких желтых кроссовок, похожий на изящную девушку — китаец Мо Ася. С ударением на «Я», как деликатно уточнил он. Все звали его просто Мося. С ударением на «О». Далее, по росту: румяный кругловатый златокудрый Вадик — ни дать, ни взять — молодой Нижегородский купец; застенчивый, молчаливый Толяныч; деловитые улыбчивые близнецы Юра и Гера; и, наконец, рыжеусый Паша с добрым лошадиным лицом. Роста он был гренадерского, но рядом с ценителем бычков Витьком смотрелся вполне скромно.
Познакомились со мной деловито, без церемоний, но вполне доброжелательно, по-свойски. Узнали, что я — перворазник, и тут же принялись оспаривать право «выпустить» меня. Я думал, подерутся.
Спор я слушал слегка ошалело. Главное, меня не спрашивали. Посмеиваясь, Сергей помог мне надеть парашют (вначале он показался мне легким, потом будто стал незаметно набирать вес), показал, как застегиваются карабины подвесной системы, и лениво посоветовал спорщикам отдыхать: Саня — его подшефный и выпускать будет сам.
— У-у, жадина! — фыркнула хорошенькая Зина. — Вот вечно ты так! — И мстительно добавила:
— Подвесную лучше бы помог подшефному подогнать, ножные обхваты вон — у колен болтаются…
— Ох, Зинуль, ты права! — мгновенно переменил свой снисходительный тон Сергей. — Помоги ему, будь ласкова, а? А то я свой еще не уложил… — голос Сергея стал совершенно сиропным.
— Ага, как что, так сразу: «Зинуль!» Лодырь… — она махнула рукой, встала передо мной на колени, ловко расстегнула карабины широких лямок и сосредоточенно засопела, что-то там передвигая и подтягивая. Я попытался заглянуть себе между ног, но Зина сердито дернула меня за лямку.
— Не вертись! И так неудобно…
Я полыхнул ушами. Нет, ну в самом деле… Молоденькая девушка вот так запросто стоит передо мной на коленях и своими ручками елозит… Я затравленно оглянулся и с облегчением заметил, что никто не обращает внимания.
— Так, ну, вроде бы, нормально должно быть, оценивающе пробормотала снизу Зина. — Пригнись маленько.
Я послушно наклонился, Зина сдвинула заднюю лямку (главный круговой обхват!) пониже и глухо клацнула карабинами ножных обхватов.
— Все, выпрямляйся, скомандовала она. — Нормально.
И, напевая, принялась распаковывать свою сумку.
А я глянул на себя и уши мои заполыхали совсем уже нестерпимо. Широкие лямки плотно обхватили мои ноги в паху, вызывающе обтянув тканью все то, что между ними находится. Руки сомкнулись сами собой, словно у футболистов, выстраивающих «стенку», а в голове издевательски заскакала строчка из наставления для парадов, которое, якобы, написал сам Петр Первый для гренадеров Преображенского полка: «…Усы всем сажею с салом чернить, а под срамное место — брюкву подкладывать, дабы вид иметь грозный!»
И опять никто не посмотрел в мою сторону — то ли каждый был увлечен своим делом, то ли на такие вещи здесь вообще внимания не обращают, как на голые ноги в бассейне. Лишь Сергей, подергав за лямки подвесной системы, помог пристегнуть запасной парашют, еще раз осмотрел меня, повертев, как потрошенную курицу, и коротко скомандовал:
— Нормально. Раздевайся пока.
— В смысле?! — вытаращил я глаза.
— В смысле — снимай парашют и ставь в козлы.
— Куда ставить?
— Снимай, короче. Замаешься стоять так.