— Тут ведь понимаешь, какой парадокс получается, — задумчиво говорил Сергей, — жениться надо как можно позже, когда уже на ноги встал как следует, так? А детей заводить — как можно раньше, чтоб понимать друг друга могли, пока дистанция возрастная не слишком велика, я так думаю. А вот где эта золотая середина? И как встретить, кого надо, вовремя?
— Что, и не пробовал ни разу? — неловко попытался пошутить я.
— Э. Мама правильно говорит — все у меня не как у людей. Раз в жизни влюбился — и то в замужнюю. Я в Новосибе тогда работал, после Бауманки.
— И что?
— А что — что? Она мужа любит, и все у них путем. Чего соваться-то? Пошел к военкому, попросил в армию призвать. Просто так-то из той конторы не уедешь. Тот удивился, но сделал — нормальный мужик оказался. А после армии уже здесь вот… Давай поторопимся, еще к Пилюлькину зайти надо.
— Куда надо?
— Ну, к врачу, на осмотр. Положено так, не волнуйся.
Молоденькая кругловатая врачиха Люда была похожа на глупенького испуганно-удивленного совенка. Маленький полуоткрытый ротик, широко распахнутые, постоянно мигающие глазки, крошечные пальчики, нервно сжимающие грушу тонометра. Измерив мой пульс, она очередной раз хлопнула короткими ресничками и вдруг хихикнула:
— Как у зайчика…
— А ты не дразнись, деловая колбаса, — вступился за меня Сергей. — У всех так вначале, подумаешь.
— Прыгнуть-то можно? — хмуро спросил я, гоня от себя трусливенькую надежду на строгость медицины.
— Можно, можно… — безжалостно шмякнула она синим штампом по моей анкете.
Все. Придавила она эту надежду своим штампом, как паршивого клопа. Доктор Менгеле, блин.
Предполетный осмотр. Портос ощупывает меня и осматривает, словно породистого кобеля на собачей выставке. А у меня вдруг совсем пропал страх перед прыжком. Его напрочь вытеснил другой страх — при всем честном народе обмочить штаны. Нет, ну вот ведь приспичило — словно ведро пива выдул и арбузом закусил! Ч-черт, не утерплю ведь!..
— Серега, — затравленно шепнул я, — отойти можно?
— Что такое? — заботливо склонил он кудлатую башку.
— Ну, надо… — чуть не плача, стиснул я колени.
— А-а, ясно. Михалыч, мы сейчас, ладно? — Сергей выразительно повел бровью.
— Э-э, салаги… — проворчал Портос. — Валяйте, в темпе только. Потом опять мне покажетесь.
И я торопливо засеменил в сторону, слыша за спиной ворчанье инструктора в том смысле, что наберут, дескать, детей в армию, а ты с ними мудохайся… Черт, да куда же приткнуться-то?! Хоть бы один разнесчастный кустик! Чувствуешь себя на этом поле, как муха на столе, бл-лин!
— Саня, стой! — догнал меня Сергей. — Куда ты почесал-то? Еле догнал.
— Ну как куда?! — взвыл я. — Хоть бы будку какую поставили!..
— Да брось ты, какая будка? — Сергей стремительно расстегивал мои карабины. — Валяй, чего там… Все свои.
Ох-х-х… Боже ж ты мой, сколько определений счастья придумали за две тысячи лет философы и поэты, но вот хоть бы один из них сказал, что счастье — это УСПЕТЬ! Отдуваясь, я вытер выступившие сладкие слезы и застегнулся. Сергей заботливо снова все застегнул, и мы резво поспешили к ребятам, которые уже направлялись к темно-зеленому «Антону».
С трудом закидывая непослушные ноги на ступени красного трапа (мешал запасной парашют), я вскарабкался на борт. Озираясь, присел на вогнутое дюралевое сиденье у двери и через штаны ощутил его металлический холод, от которого сами собой ознобно передернулись плечи. И вместе с холодом опять вполз в меня тягучий тошнотный страх. Начал мелко колотить противный озноб, я стиснул зубы, чтобы они перестали подло постукивать.
— Саня! — удивленно окликнул меня Лаэрт. — У тебя чо такой нос белий?!
Все как по команде уставились на меня. Дети, все посмотрели на Сашу Волобуева! Волобуев, тебе стыдно?
— А у тебя он чего такой длинный? — огрызнулся я и мне сразу же стало неловко.
— А ты не знаишь? — радостно откликнулся Лаэрт, не обратив внимания на мое хамство. — Ко мне вчера на ринке один дамочка такой подходит и спрашиваит: «Молодой человек, а это правда, что у кого нос балшой, у того и там, — кивнул он себе на штаны, — тоже балшой?» Я говору: «Канэшна!» Гордо так гавару! А потом ее спрашиваю: «А правда, что если у женшины рот балшой, то и там тоже балшой?» Она сразу губы вот так сделал, — (он втянул щеки и изобразил губами куриную гузку) и говорит: «Ёй, ё не знёю!»
Заржали так, что заглушили рокот ожившего двигателя. Зинка, не переставая давиться смехом, дотянулась до Лаэрта и ловко, по-кошачьи, съездила ему кулачком по шлему. Тот вскинул ладони: дескать, а чего такого? Я то-тут при чем? Потом вытащил из нарукавного кармана пачку «Орбита» и принялся всех угощать. Всучил пару подушечек и мне: «Бери-бери, уши меньше закладывать будет».
Момент взлета я пропустил, хоть и поглядывал поминутно в окошко, наполовину задернутое капроновой шторкой. Разбег «Антона» мне показался очень долгим, потом вдруг начало мягко, но ощутимо закладывать уши, и я понял — летим.