Читаем Тельняшка жизни полностью

Род Карцовых волею непростых судеб обретается ныне в Латвии. По местячковому национализму прибалтов, угождающих тем же мировым доброхотам, они, русские, люди второго сорта.

Автор обращался через местную прессу к городским властям и боссам сравнительно преуспевающего Северного морского пароходства, чтобы достойно упокоить героя-моряка и его верную Пенелопу. Куда там! Чиновники бездушны, богатые скаредны. Есть, правда, исключение. С подтопляемых окраин Вологодского кладбища перенесли на вип-место у храма Всех Святых останки ссыльного профессора Бориса Львовича Розинга. Чем знаменит, поинтересуетесь? Да просто миру телевидение подарил.

Перенос состоялся по воле творческих людей, служителей сотворённого им экрана.

Наверное, есть провидение судьбы даже после смерти. Родина сочла необходимым послать корабль под Андреевским флагом с миссией вернуть прах честно служившего адмирала Григоровича. Доставили, не разлучив с супругой.

Александро-Невская лавра приняла их навечно. Почему же рядом с ними не упокоить Виктора и Марию, ставших единой плотью с таинством венчания? Без всяких натяжек достойных и не такого по жертвенным поступкам чести, доблести, любви.

История о последнем порте адмирала, слава Богу, не закончилась тем, что сгнили крестики и… всё.

Простые архангелогородские люди, пусть по-провинциальному, обустроили место упокоения блистательной четы Карцевых. Сначала заменили сгнившие кресты. Затем потратились на мраморные, обычные памятнички. Есть и третья могилка в оградке – хозяйки той комнатки, в которой доживала Мария Ивановна.

Ну, а имеющие туташную власть, деньги, депутатские ксивы также важно посасывают леденцы глупости. Поди, вовсе уверились: «Они (!) чегой-то решают».

<p>Западня</p>

Бабушек, дедушек любят по-особенному. Отчасти потому, что стоят у представляемых истоков нашей жизни. Все они отмечены добрым словом. Благодарные счастливцы наведываются в гости.

Я тоже хожу, но на кладбища. На Вологодском – папины родители, на Быковском – мамы. На ближнем, первом, от розового мрамора купца Брандта сверну направо. У оградки учительницы Зои Васильевны постесняюсь того, каким ей помнился. Ещё шагов шесть. Где-то они рядом. Скромные кресты не сохранились. Как прикажете обижаться? Ведь это приют только c кажущимися свободными номерами.

Окликну тихонечко по именам и отчествам, о чём-нибудь посетую. Помолюсь за упокой душ. С приличной медлительностью отчалю.

Теперь одного моряка проведать надо. Взявшись за калиточку, разволнуюсь:

– Здравствуй, Серёжа. Это я – Виктор. Мы с тобой на одном судне были.

И долго после молчу…

Стоянка в родном порту полна впечатлений, перебить которые трудно. Всё же случилось. На вахту заявился – новенький в каюте. Рослый, без преувеличения – красивый, с подкупающей улыбкой. Руку протянул характерно, как сводят знакомство в ресторанах, показывая широту натуры. Парни такие на прежнем флоте наблюдались. Теперь подобные бьются за успех на берегу. Ну а тогда романтика, допуск к шмоткам, прочие резоны.

Подружились за разговорами. После «шмухи» только что. Повезло ему, что с летних плаваний начал. Мотористскую науку постигал, входя в чумазый образ с шутками. Сам из-под Ростова, казацкого края. В армию, через сито спецотбора, попал в темниловку с Египтом. Обошлось без стрельбы. Обратно вывезли. Словом, удача во всём гулящей девкой лезла к нему на колени.

Разве такой будет cам по себе, неухожен, неотглажен? Эффектная и с ребёнком досталась. Вскоре родился свой. Значит – клот на топе, куда уж выше.

Нравился Сергей и судовым девушкам. Не задаваясь, их трепет смягчал простым обращением. Предпочитал душевный шансон, стаканчик без дел, сигарету на отлёте. Всё это у него выходило с натуральным шиком…

В «Альбатросе» я обзавёлся японским «бомбитом». Записей, кроме антверпенских кассет с Высоцким, – удручающе мало. Плёнками не делились. Жгла понятная ревность обладания. А он предложил все свои переписать. Тут выяснили: шнуры не подходят.

– Езжай ко мне. Привет с вахты передашь. Мальчонка смышлёный, разберётесь.

Приёмный его сын действительно таковым оказался. Теперь я обладал сокровищами, кои хотелось оживлять всечасно. Например, классный концерт Новикова.

…Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой, А если я усну, шмонать меня не надо. Я сам тебе отдам. Ты парень в доску свой…

Какая жанровая картинка! Какой узнаваемый в ней друг!..

Что Архангельск – большая деревня, многие знают. Стоит только поговорить за жизнь, как найдутся общие знакомые, а то и ближе.

Раз меняю его к нолю. Вижу, выглядит Серёжка несколько загадочно. Погодя раскололся. На вахте успел даже банщиком побыть. Супругу с малышом и её подругу баловал сауной, сотворённой как надо из просторной душевой.

– Прикинь, та Елена тебя знает. Вот ты ка-ко-й, со вкусом!

Мог бы не продолжать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 улыбок Моны Лизы
12 улыбок Моны Лизы

12 эмоционально-терапевтических жизненных историй о любви, рассказанных разными женщинами чуткому стилисту. В каждой пронзительной новелле – неподражаемая героиня, которая идет на шоппинг с имиджмейкером, попутно делясь уникальной романтической эпопеей.В этом эффектном сборнике участливый читатель обязательно разглядит кусочки собственной жизни, с грустью или смехом вытянув из шкафов с воспоминаниями дорогие сердцу моменты. Пестрые рассказы – горькие, забавные, печальные, волшебные, необычные или такие знакомые – непременно вызовут тень легкой улыбки (подобно той, что озаряет таинственный облик Моны Лизы), погрузив в тернии своенравной памяти.Разбитое сердце, счастливое воссоединение, рухнувшая надежда, сбывшаяся мечта – блестящие и емкие истории на любой вкус и настроение.Комментарий Редакции: Душещипательные, пестрые, яркие, поистине цветные и удивительно неповторимые благодаря такой сложной гамме оттенков, эти ослепительные истории – не только повод согреться в сливовый зимний час, но и чуткий шанс разобраться в себе. Ведь каждая «‎улыбка» – ощутимая терапевтическая сессия, которая безвозмездно исцеляет, истинно увлекает и всецело вдохновляет.

Айгуль Малика

Карьера, кадры / Истории из жизни / Документальное