Тело черное, белое, красное

– …Высшее изящество слога заключается в простоте, а совершенство простоты дается нелегко, это я вам повторю вслед за архиепископом Уэтли! - Профессор назидательно указал пухлым пальцем вверх.

– А как, господа, у нас говорят обвинители? - Керенский оживился и пригладил короткие волосы ладонью. - Я могу вас повеселить примерами. Негодуя против распущенности нравов, заявляют: "Кулаку предоставлена свобода разбития физиономии". Каково? Или желая сказать, что покойная пила, выговаривают: "Она проводила время за тем ужасным напитком, который составляет бич человечества".

– Да-да, у меня тоже пример уморительный есть, - подхватил Сергей Ильич, - защитник, желая объяснить, что подсудимый не успел вывезти тележку со двора, а посему еще не украл ее, торжественно произнес этакий спич: "Тележка, не вывезенная еще со двора, находилась в такой стадии, что мы не можем составить определенного суждения о характере умысла подсудимого".

Шаляпин, все это время сидевший молча, закинув ногу на ногу, и, смотревший на говоривших с полуулыбкой, словно его не покидало легкое недоумение - что он здесь делает, решительно поставил на стол опустошенную рюмку и наконец включился в разговор, сразу наполнив своим сочным басом все пространство гостиной.

– Надо просто говорить! - Гости повернули головы в его сторону. - Просто - не значит плохо. Здесь я полностью согласен с господином Мановским. - Лицо профессора расплылось в признательной улыбке. - Вот, к примеру, как просто сказано: " Каин убил Авеля". Ну-ка, а у нас в судах как бы это прозвучало? Даже предположить боюсь…

– "Каин с обдуманным заранее намерением лишил жизни своего родного брата Авеля…" - подхватил Керенский.

Шаляпин расхохотался.

– Браво!

– Именно - "лишил жизни", - профессор Мановский, разгорячившись, вскочил с места, - именно так! Но отчего? Чего ж не сказать: "убил"? Да потому, что простое слово "убил", видите ли, смущает. "Он убил из мести", говорит оратор и тут же, словно испуганный ясностью и краткостью выраженной им мысли, спешит добавить: "Он присвоил себе функции, которых не имел!" Да-да, господа, не смейтесь! Я этот пример студентам рассказываю и сам всякий раз удивляюсь - сколько же у нас дураков!..

– О-о, насчет дураков - это и я вам понарассказать могу… - весело произнес Шаляпин, потянувшись к рюмке, предусмотрительно наполненной хозяином. - Кстати, Сергей Ильич, "ужасный напиток, составляющий бич человечества", у вас очень хорош! Дома приготовляете или из ресторана приносят?

Сергей Ильич благодарно улыбнулся:

– Домашнего изготовления, конечно. Мой камердинер Василий такой мастер в этом деле! Старинные рецепты знает. Мы и до введения сухого закона в основном свое вино пили.

– Так вот, - Шаляпин с видимым удовольствием опрокинул рюмку в рот, - давеча, стыдно сказать, господа, - он покосился в сторону Ирины и, понизив голос, продолжил, - пожаловал к нам в театр…

"…Бить мужа, который смеется, - счастливое замужество…" Ирина перевернула страницу."Воробей - замужество с пьяницей… Жаба - победа над неприятелем…Змея в кровати- хорошее предзнаменование…"

" Змея… в кровати…" Она передернула плечами. У нее было очень образное мышление.

"…Пощечина - мир и единение между супругами…" Ничего себе!

Так… Где же эти щеки?.. А может, смотреть надо на слово "краснеть"?

Та-ак…

"Кр… Крокодил - близкая смерть…"

О, Господи! Она быстро перекрестилась…

Дружный смех мужчин заставил ее снова оторваться от чтения.

– …Слово - бесспорно великая сила, которая может побудить к действию, но может и оправдать бездействие! - Сергей Ильич сделал паузу. - Недавно в заседании Государственной думы представитель одной политической партии торжественно заявил: "Фракция нашего союза будет настойчиво ждать снятия исключительных положений". Вслушайтесь только, господа! "Будет настойчиво ждать!" - Он горько усмехнулся и махнул рукой. - Не многого же дождется страна от такой настойчивости!

Ирина перевернула страницу журнала. Разговоры о политике ей надоели. Все эти темы в последние месяцы изо дня в день обсуждались не только здесь, но и во многих других домах Москвы и Петрограда, однако в разговорах была набившая оскомину приторность и излишняя патетика. Образованные, интеллигентные люди, говоря о судьбе России, зачастую доводили себя до состояния близкого к истерии. Любовь к своей стране стала для них поистине сизифовым трудом! Ежедневно при помощи дискуссий и стенаний они словно поднимали в гору собственное чувство к ней, чтобы на следующий день снова приступить к этой сладостно-бесконечной работе.