Тело черное, белое, красное

Появление Ирины совершенно изменило уклад его жизни. Он был человеком привычек и абсолютно все любил просчитывать. Странным образом избежав юношеских романтических увлечений, вовсе не переживал из-за этого, предпочитая использовать свободное время для получения образования, с его точки зрения, основы будущего благополучия. Конечно, до знакомства с Ириной Ники знал, что существует любовь, и был, как ему казалось, готов к встрече с ней, считая, что любовь – неизбежная прелюдия женитьбы и последующей семейной жизни, которая, в свою очередь, является неотъемлемой частью бытия каждого добропорядочного человека. И вот в его жизнь вошла, нет, скорее ворвалась Ирина. Сказать по правде, Ракелов почти растерялся, чего с ним раньше никогда не происходило, от обрушившихся на него ощущений. Он не был способен на безумства, а вместе с Ириной в его рациональной жизни появилось что-то непросчитываемое. Он прежде думал, что физическая близость богоугодна, потому что служит продолжению рода, но Ирина открыла ему мир нежности, чувственной страсти и безрассудства. Иногда ее любовь даже пугала. Он должен был принадлежать только ей, и всякий, кто в ущерб Ирине посягал на его время и внимание, рисковал стать ее недругом. Даже находясь на службе в новом правительстве, чувствуя свою востребованность в столь важном для всех деле созидания новой России, Ракелов странным образом ощущал присутствие Ирины, ловил себя на отвлекающих от работы мыслях о возможной встрече с ней вечером. И эта привязанность, делавшая его романтичным, а значит уязвимым, порой начинала вызывать раздражение и досаду, даже тяготить его. Скорее бы обвенчаться. После того как они официально скрепят узы любви – все встанет на свои места, будет предсказуемым и понятным.

Сейчас надо как-то сказать Ирине о том, что ему предстоит уехать, быть может, даже на несколько месяцев. И отказаться от поездки нельзя – это личное поручение Керенского. Власть Временного правительства не может существовать без поддержки губерний, особенно в вопросе снабжения продовольствием. "Ну и как же это сказать?"

Ракелов повернул голову к окну. Облака были размазаны по небу рукой ленивого художника.

– Ирэн! – По его лицу пробежала тень грусти. – Меня отправляют в поездку. По центральным губерниям России. Это – на несколько месяцев. Как только вернусь…

– Что?! – Ирина отпрянула. – А я? Как же я? Я не смогу так долго без тебя. Я поеду с тобой! – решительно проговорила она. – Слышишь?

– Ирэн, это опасно. Знаешь ведь, что творится. – Резко ответил он. – Сейчас путешествие по железной дороге – не то, что прежде. И потом, что скажет Сергей Ильич?

– Господи, что он может сказать? А то он ничего не понимает? Мы уже муж и жена, только не венчанные. Пойдем. Отец не должен более оставаться в неведении.

Она схватила его за руку и потащила в столовую. Сергей Ильич с Шаляпиным, прихватив графинчик с вином, уже перебрались в кресла.

– Временное правительство работает на последнем дыхании, поверьте, Федор Иванович! Какие-то абсурдно-ненормальные условия! Мы порой не имеем возможности ни спать, ни есть! – Разволновавшийся Сергей Ильич незаметным движением бросил в рот маленькую голубую таблетку.

Ирина отметила, что в последнее время, войдя в состав уже нового, второго по счету, Временного правительства, отец сильно сдал. Прежде энергичный, жизнерадостный, крепкий, теперь он напоминал старую заезженную лошадь – заметно похудел, осунулся, вокруг глаз появились новые морщинки, даже походка изменилась. Он совсем не был похож на того удалого молодца, который прилюдно признавался в любви Софи Трояновской.

– Проекты документов принимаем, падая от усталости – кто в креслах, кто… – Он обреченно махнул рукой.

– Да-да. – Шаляпин сочувственно закивал. – Когда мы с Горьким приходили к Керенскому по поводу захоронения жертв революции на площади Зимнего дворца, я понял – у правительства, похоже, силы на исходе. Александр Федорович носился по длинным коридорам министерства юстиции, был крайне озабочен и смотрел на всех недоумевающим взглядом. – Шаляпин смешно вытаращил глаза.

– Он просто близорук… – вступилась за Керенского Ирина, стоявшая рядом со смущенным Ракеловым и крепко сжимавшая его руку.

– Самое забавное, – продолжил Шаляпин, внимательно посмотрев на нее, – за ним по пятам, еще более озабоченный, следовал высокий человек с бутылкой молока в руках, не упуская момента, чтобы предложить Керенскому сделать глоток. Сценка – и смех и грех!

– Ах, господа, как же мне все это надоело! – Ирина, отпустив руку Ракелова, стукнула ладошкой по столу. – Политика, политика… А жить когда? Куда ни придешь, только и разговоров – Советы, депутаты, коалиции, резолюции… Все это вместе превращается в какой-то снежный ком, который катится с горы и, подминая нас, обычных людей, под себя, несется дальше, за новыми жертвами. – Ирина встала за стулом, на который сел Ракелов. Ее щеки порозовели, глаза заблестели. – Не хо-чу! Вот, пожалуйста, у нас в гостях – великий Шаляпин…

– Благодарю, прекрасная львица! – Приложив руку к груди, тот слегка поклонился.