В случае с Роландом К. судебная медицина была иной, нежели обычно. Здесь не проводились эксперименты по восстановлению отсеченного указательного пальца, но были химико-токсикологические анализы. Из-за концентрации активного вещества артикаина и его основного метаболита в различных анализах крови и на основе интерпретации картины крови на месте происшествия претензии потерпевшей стороны – а позднее и обвиняемого – были опровергнуты в суде.
Вышеупомянутая статья Пюшеля «Самоуничтожение как страховое мошенничество» также содержит своего рода контрольный список, который позволяет страховым компаниям оценить, насколько высока вероятность того, что сообщенный страховой случай будет мошенническим:
– задолженность предполагаемой жертвы;
– недавнее заключение страхования от несчастных случаев или страхования по нетрудоспособности;
– события происходят без свидетелей;
– после ампутации пальца не обращаются за врачебной помощью; как правило, палец исчезает;
– отсутствуют сопутствующие травмы соседних пальцев;
– палец полностью ампутирован, разделительный разрез гладкий;
– обычно повреждается доминирующая рука, и чаще всего указательный палец;
– инструмент ампутации не найден.
В этом контрольном списке Роланд К. набрал бы высший балл.
Просто тусуюсь
Самоубийство сегодня, как и прежде, осуждается в нашей культуре. В общем лексиконе суицид по-прежнему называют «самоубийством», даже если оно не носит никаких характерных для убийства признаков, представленных в Уголовном кодексе Германии. Самоубийца – это не убийца. Он забирает то, что ему, несомненно, принадлежит: его собственную жизнь.
Суицид осуждается, в частности, католической церковью даже сегодня. «Каждый несет ответственность за свою жизнь перед Богом, – говорит Кодекс канонического права – церковный закон, который вступил в силу с 1917 года. – Жизнь – это дар […], и мы обязаны с благодарностью принять этот дар и сохранить его.
Мы – только управляющие, а не владельцы жизни, которую Бог доверил нам. Мы не имеем права распоряжаться ею. Самоубийство противоречит правильному и естественному отношению человека к жизни». Для современных людей, не придерживающихся христианства, это звучит довольно странно. Но сама Католическая церковь никоим образом с самого начала не осуждала самоубийство. В раннее время христианства, наоборот, проповедники подчеркивали, что Иисус Христос добровольно взял крест на себя, иными словами, совершил акт самопожертвования. Многочисленные «мученики», которые с готовностью убивали себя во время римских преследований христиан, подражали примеру Иисуса – с явного согласия первоначальной христианской церкви, которая буквально призывала к самоубийству с помощью «Кодекса Мучеников».
Только Аврелий Августин Иппонийский (354–430 гг. н. э.) начал менять отношение к самоубийству: он трактовал его как нарушение заповеди «не убий». В VI столетии церковное давление на потенциальных «самоубийц» значительно выросло: начиная с собора 533 года, люди, которые убили себя сами, не могли быть захоронены согласно церковному обряду. Собор Толедо в 693 году вновь оказался на шаг вперед: одна только попытка самоубийства наказывалась отлучением от церкви. Тенденция к самоубийству была особенно сильна в Средние века, когда люди были измучены эпидемиями и голодом.
Отцы церкви пошли еще дальше: в 1284 году они постановили, что даже сумасшедшим, которые покончили с собой, должно быть отказано в захоронении в освященной земле. По какой бы причине человек ни наложил на себя руки, для папы римского и духовных лиц все были «предатели Бога», которые следовали за недостойным примером Иуды Искариота – ученика
Иисуса, который согласно учению Церкви предал Сына Божьего за несколько монет и затем избежал ответственности, покончив с собой.
Единственное немецкое «кладбище самоубийц» (во всяком случае, я не знаю ни одного другого, на котором даже сегодня проводятся похороны) находится в Берлине, в районе Грюневальд в округа Шарлоттенбург-Вильмерсдорф. Речь идет о незаметной лесной поляне, которую вряд ли можно найти без знания местности. «Шандакер», или «Кладбище безы мянных», являются более старыми названиями для этого места, где с XIX века были похоронены преимущественно безымянные тела молодых женщин низших сословий, забеременевших от своих хозяев, а затем отвергнутых.