Подчинение старшего кардинал-епископа сильно стушевывается в одном дополнении, зафиксированном в церемониальной книге, созданной в мае 1377 года[93]. Он уже не вкладывает голову между колен папы, но лишь целует правое колено. Эта едва заметная деталь на самом деле ритуально иллюстрирует решение Бонифация IX (24 февраля 1395 г.), что отныне пепел папе будет подавать любой ведущий молебен священник[94]. Таким образом, иерархическая субординация отброшена.
В современном римском церемониале, принятом после Тридентского Собора, пепел посыпает папе на голову кардинал, но его должность – исповедник понтифика – подчеркивает покаянный характер обряда. Равновесие между бренностью и функцией сохранено: «Аудитор Роты преклоняет колено справа от понтифика, кардинал-исповедник, всегда служащий мессу в этот день, без перчаток, без кольца и без митры, поднимается на ступеньку папского трона, выражает глубокое почтение и стоя, в тишине, сыпет пепел на голову папы, сидящего на троне»[95]. «Принимая пепел на голову, римский понтифик остается первосвященником церкви Божьей»; папа должен принять пепел так, чтобы «все увидели, что, несмотря на такое высокое достоинство, возвышающее его над всем человечеством, он все же человек – слабый, болезненный, смертный…»[96].
Почему обряд, вроде бы касающийся всех христиан, в результате вошел в папское богослужение и задействовал непосредственно фигуру понтифика? Почему каноник Бенедикт не говорит, принимает ли папа пепел и ритуальные слова? Почему обряд не зафиксирован, а напротив, претерпевает целый ряд изменений в Средние века и вплоть до Нового времени? Ответ на первый вопрос очевиден: более чем всякий христианин папа должен следовать примеру Авраама (Дамиани) и помнить, что он – «жалкий прах» (Бернард Клервоский). Участие же его в богослужении, одинаковом для всех христиан, попросту указывает на то внимание, которое с середины XI века Римская церковь оказывала физической бренности папы.
Но это участие развивалось постепенно, что и объясняет продолжительное молчание о пассивной роли папы. Вся история с пеплом показывает, как сложно было воплотить в ритуале равновесие между явной физической бренностью папы и необходимостью зримо выразить почтение к его функции. Если в чинах Альбина (1189) и Ченчо (1192) папа получает пепел и обращенные к нему слова, то в Авиньоне ситуация иная: пеплом посыпают его голову, когда он сидит на троне, и ему не напоминают о смерти. Кроме того, кардинал, посыпающий пепел, должен жестами подчеркнуть свое полное подчинение. Через несколько веков усилилось покаянное значение ритуала: после Контрреформации пепел подает папе не высший по рангу кардинал, а кардинал-исповедник.
Трудный поиск баланса между бренностью и почтением к функции шел постоянно, в том числе благодаря роли, отведенной в ритуале кардиналам с самого момента его возникновения. Акцент на бренности ни в коем случае не должен был бросить тень на папское служение; активное участие кардиналов снимало риск интерпретации его как вмешательство в полноту власти, plenitudo potestatis, папы[97].
Ленточки из пакли
Помимо пепла, Дамиани говорил о пакле. Более того, он первым на Западе упомянул о том, что в Византии служка показывал вновь избранному императору льняную паклю, поджигал ее, и она моментально сгорала. Эта вспышка пламени должна была заставить императора «увидеть свое достояние». Пакля как образ быстротечности встречается в Библии[98]. Символика ее сильна благодаря ясности и глубине смысла: ничто так четко не отражает человеческую бренность, увиденную в рамках исполнения власти, ее славы[99]. Мы не знаем, использовался ли ранее ритуал с паклей в папском церемониале. Дамиани, кажется, говорит о нем как о чем-то адресату не знакомом, и детальное и точное его описание подсказывает, что он предлагал ввести византийский обряд в обиход[100].
Прежде чем разбирать римскую ситуацию, нужно отметить, что ровно такой же ритуал был использован в богослужении в соборе города Безансон после дополнений, сделанных в нем архиепископом Гуго I (1031–1066). Архидьякон на глазах у прелата поджигает льняную ленту и говорит: «Досточтимый отче, так преходит мир и похоть его»[101]. И эту церемонию предполагалось повторять довольно часто – четыре раза в год: на Рождество, Святого Стефана, Пасху и Пятидесятницу[102]. Как в Византии василевс, архиепископ здесь пассивен.