Тело помнит все. Какую роль психологическая травма играет в жизни человека и какие техники помогают ее преодолеть

Пациентов просят определить, какие части задействованы в текущей наблюдаемой проблеме, такой как чувство собственной никчемности, чувство отверженности или навязчивые мысли о мести. Когда они спрашивают себя: «Что внутри меня испытывает эти чувства?», им в голову может прийти некий зрительный образ (16). Возможно, подавленная часть будет выглядеть, как брошенный ребенок, либо старик, или же как заботящаяся о раненом медсестра; мстительная часть может явиться в образе морского пехотинца или члена уличной банды.

Затем психотерапевт спрашивает: «Что вы чувствуете по отношению к этой (печальной, мстительной, напуганной) части себя?» Так подготавливается почва для осознанного самонаблюдения путем разделения «вас» и рассматриваемой части. Если пациент ответит что-нибудь резкое, например «Я ненавижу ее», то это даст психотерапевту знать, что с «Я» смешалась еще какая-то часть. После этого он может спросить: «Попробуйте попросить отступить ту часть, от которой исходит эта ненависть». Затем защитную часть обычно благодарят за ее бдительность, заверив ее, что она может вернуться, когда понадобится. Если защитная часть поддается на уговоры, то задается следующий вопрос: «Что вы чувствуете теперь к (прежде отвергнутой) части?» Пациент, скорее всего, скажет что-нибудь в духе: «Мне интересно, почему она такая (грустная, мстительная и т. д.)». Так подготавливается почва для того, чтобы получше познакомиться с этой частью – например, узнать у нее, сколько ей лет, почему она чувствует так, а не иначе.

Как только у пациента набирается критическая масса его «Я», подобные диалоги начинают происходить самопроизвольно. На этом этапе лечения важно, чтобы психотерапевт перестал активно участвовать в процессе, поглядывая за другими частями, которые могут помешать, или изредка задавал такие вопросы, как «Что вы скажете этой части об этом?», или «Куда вы хотите отправиться теперь?», или «Что, как вам кажется, следует сделать дальше?» или же все тот же неизменный вопрос «Что вы теперь чувствуете по отношению к этой части?»

Жизнь по частям

Джоан обратилась ко мне за помощью по вопросу неконтролируемых перепадов настроения, а также чувства вины из-за многочисленных интрижек, самая последняя из которых была с ее инструктором по теннису. Как она сама выразилась на нашем первом сеансе: «Из первоклассного профессионала своего дела я превращаюсь в хныкающего ребенка, потом в бешеную сучку, затем в безжалостную машину по уничтожению еды, и все это в течение десяти минут. Я уже и не знаю, кем из них я являюсь в действительности».

К этому моменту во время сеанса Джоан уже успела раскритиковать рисунки на обоях в моем кабинете, расшатанную мебель, а также заваленный хламом рабочий стол. Нападение было ее лучшей защитой. Она готовилась снова пострадать – я ведь наверняка ее подведу, как это сделало столько людей до меня. Она знала, что для эффективной психотерапии ей нужно было ослабить оборону, так что решила проверить, смогу ли я стерпеть ее гнев, страх и стенания. Я понял, что единственный способ преодолеть ее защитное поведение – это проявить особый интерес к подробностям ее жизни, оказать решительную поддержку в связи с рисками, которые она взяла на себя, заговорив со мной, а также продемонстрировать, что я принимаю те ее части, которых она больше всего стыдится.

Я спросил у Джоан, заметила ли она в себе ту часть, что любит критиковать. Она подтвердила, что заметила, и тогда я спросил, что она чувствует по отношению к этому внутреннему критику. Этот ключевой вопрос позволил ей начать отделяться от этой части и обращаться к своему «Я». Джоан ответила, что она ненавидит критика, так как он напоминает ей мать. Когда я поинтересовался, что может защищать эта склонная к критике часть, на смену злобы пришли любопытство и задумчивость: «Непонятно, почему она считает необходимым называть меня теми же ругательствами, что называла меня мать, а то и похуже». Она рассказала, как боялась в детстве мать – ей казалось, что она все делает не так. Ее внутренний критик явно был управляющим[60]: он не только защищал Джоан от меня, но и пытался опередить с критикой ее мать.

За следующие несколько недель Джоан рассказала мне, что ее изнасиловал парень ее матери, когда она была в первом-втором классе.

Ей казалось, что она «потеряна» для интимных отношений. Она была требовательной к своему мужу, к которому у нее полностью отсутствовал сексуальный интерес, и страстной и раскованной – с другими мужчинами. Все ее интрижки, однако, заканчивались одинаково: посреди любовных утех она сворачивалась клубком и принималась хныкать, как маленькая девочка.