При так называемой «отстраненной привязанности» младенцы выглядят так, словно их ничего не волнует – они не плачут при разлуке с матерью и не обращают на нее внимания, когда она возвращается. Вместе с тем это вовсе не означает, что они не страдают. На самом деле их хронически учащенное сердцебиение указывает на то, что они постоянно находятся в состоянии чрезмерного возбуждения. Мы вместе с коллегами называем такое поведение «бесчувственной адаптацией» (12). Большинству матерей таких отстраненных детей словно не нравится трогать своих младенцев. Они не склонны обнимать и держать их на руках, своими выражениями лица и голосом они не создают приятного ритмичного взаимодействия со своими детьми.
Нездоровая привязанность другого типа называется «тревожной» или «противоречивой» – такие дети постоянно привлекают к себе внимание плачем и криками: они «чувствуют, но не адаптируются» (13). Они словно пришли к заключению, что никто не будет уделять им внимания, пока они не устроят спектакль. Они чрезвычайно расстраиваются, когда не знают, где их мать, однако ее возвращение не приносит им особого утешения. И хотя ее компания не приносит им видимого удовольствия, они продолжают пассивно или озлобленно фокусироваться на ней, даже в ситуациях, когда другие дети предпочли бы игру (14).
Исследователи привязанности у детей полагают, что эти три «упорядоченные» стратегии (здоровая, отстраненная и тревожная) срабатывают, так как помогают добиться максимальной заботы, которую может предоставить конкретный взрослый. Дети, забота о которых имеет четкую закономерность – даже если она связана с выраженной отстраненностью или бесчувственностью, способны приспосабливаться для поддержания отношений. Это вовсе не значит, что проблема отсутствует: модель привязанности, выработанная в детстве, зачастую сохраняется и во взрослой жизни.
Тревожные дети вырастают в тревожных взрослых, в то время как отстраненные дети, вырастая, теряют связь со своими собственными чувствами и чувствами окружающих. Например, когда говорят: «Нет ничего плохого в том, чтобы шлепать детей. Меня вот били, и это помогло мне добиться в жизни успеха».
В школе отстраненные дети чаще обижают сверстников, в то время как тревожные дети склонны становиться жертвами издевательств (15). Вместе с тем развитие происходит нелинейно, и многие жизненные ситуации способны оказать свое влияние на конечный результат.
Существует, однако, еще одна группа детей, у которых не сформировалось устойчивой адаптации, и среди детей, проходящих лечение у нас, а также взрослых, наблюдающихся в психиатрических клиниках, таких большинство. Примерно двадцать лет тому назад Мэри Майн вместе с коллегами из Калифорнийского института в Беркли начали выделять группу детей (составляющих примерно пятнадцать процентов из тех, что участвовали в их исследованиях), которые, казалось, не понимали, как взаимодействовать с заботящимися о них взрослыми. Как оказалось, самая главная проблема заключалась в том, что сами взрослые представляли для этих детей источник стресса или ужаса (16).
Оказавшимся в такой ситуации детям не к кому обратиться за помощью, и они сталкиваются с неразрешимой дилеммой: их матери одновременно и необходимы для их выживания, и вызывают у них страх (17). Они «не могут ни сближаться (здоровая и противоречивые «стратегии»), ни смещать [свое] внимание (тревожная «стратегия»), ни убежать» (18). Если понаблюдать за этими детьми в яслях или во время исследований по изучению привязанности, то можно увидеть, как они смотрят на входящих в помещение родителей, а также как быстро потом отворачиваются от них. Будучи не в состоянии решить, пытаться ли им сблизиться или избегать своих родителей, они могут начать раскачиваться на четвереньках, словно впадая в транс, замирать на месте с поднятыми вверх руками или же вставать, чтобы приветствовать своих родителей, а затем падать на пол. Не понимая, кто для них безопасен, кто для них «свой», они могут быть чрезмерно любвеобильными с незнакомцами либо не доверять никому. Майн назвала такое поведение «беспорядочной привязанностью». Беспорядочная привязанность – это «безысходный страх» (19).
Внутренняя беспорядочность